Эпоха нервозности. Германия от Бисмарка до Гитлера

Однако мужественные герои и волевые идеалисты не находили своего воплощения в среднестатистическом немце. Когда смотришь на то время из дня сегодняшнего, складывается впечатление, что типичный житель ФРГ существовал как массовое явление уже в эпоху Вильгельма: уже существовали первое «экономическое чудо» и множество людей, мышление и действия которых определялись исключительно стремлением к профессиональной успешности и личному счастью и которые не давали смутить себя ни христианской моралью, ни национальным героизмом. Больше всего они любили комфортабельную жизнь, однако отличались от старого бидермейеровского типажа динамичностью, предпринимательским менталитетом, жаждой потребления, страстью к путешествиям и нередко сексуальным любопытством. Гельпах описывает менталитет немецкого экономического чуда на рубеже веков: «зарабатывание денег и удовольствия стали своего рода национальным девизом». Гарден писал в эпоху «мировой политики» Бюлова: «Большинство немцев хотели бы иметь на Родине хороший заработок и избежать любых излишних действий». Но если в ФРГ 1950-1960-х годов подобное самосознание артикулировалось открыто, то до 1914 года оно существовало лишь в зачатке и в основном латентно: новый тип немца уже реально существовал, но ему не было места в идеалах, созданных образованной буржуазией. Как пишет Фриц Фишер: «Хотя экономическая жизнь в Германии шла по капиталистическому пути и немцы радовались достигнутым успехам, однако совесть их при этом не была чиста», по крайней мере официально (см. примеч. 67).

Распространение гражданского гедонистического менталитета протекало как бы потихоньку, подспудно, и особенно отчетливо это видно по реакциям противника. Начальник Генерального штаба, Мольтке-младший, уже во время второго Марокканского кризиса подозревал правительство Германской империи в том, что оно заражено миролюбивым гедонистическим мировоззрением; через шесть недель после Агадира он ворчал: «Если и из этого дела мы выйдем с поджатым хвостом, если вновь не сможем собраться и выдвинуть энергичных требований, которые будем готовы отстаивать с мечом в руках, я сомневаюсь в будущности Германской империи. Тогда я уйду. Однако перед этим я дам поручение распустить армию и поставить нас под протекторат Японии, тогда мы сможем без помех делать деньги и тупеть» (см. примеч. 68).

И лишь та часть молодого поколения, на который наложила свой отпечаток Первая мировая война, приблизилась к героическим идеалам народного немецкого национализма. Возникший конфликт между поколениями оставил свои следы даже в истории ФРГ: в 1956 году свободный демократ Томас Делер, 1897 года рождения, выступил против Аденауэра, который был его старше на 22 года. Делер не верил, что канцлера серьезно заботит объединение Германии, и упрекал его в том, что для него важны только «благосостояние» и «безопасность»: «Это понятно. Вы принадлежите к другому поколению, чем я» (см. примеч. 69). Делер в Первую мировую войну служил солдатом, Аденауэр – нет. В среде свободных демократов вновь дала знать о себе та старая антипатия, которую испытывало поколение солдат к более старшему поколению людей, в душе оставшихся далекими от войны индивидуалистами. Кажется символичным, что ведущей фигурой в молодой республике стал представитель как раз этого старшего мирного поколения.

Трагизм довоенной эпохи можно увидеть в том, что немцы не могли открыто признаться в стремлении к жизненным удовольствиям и вывести из него политику миролюбия. По всей видимости, за этой неспособностью скрывался дефицит искусства жить: умения принять новое благополучие и новые возможности. Недаром многие связывали благосостояние не с витальностью, а с ожирением и тупостью. В 1912 году советник медицины пишет в «The Post» статью, озаглавленную «Психиатрия и политика», где заявляет: «Немецкое страдание было унаследовано, однако этот дефект усилили немецкое простодушие, немецкое богатство, немецкий жир» (см. примеч. 70).

«Идеализм» против «материализма»: в сознании немецкой образованной буржуазии это противостояние играло очень значительную роль. Под «материализмом» понималось мировоззрение, направленное лишь на «презренную мамону» и «голую чувственность». Стойкая злоба «идеалистов» показывает, насколько повсеместно проник уже тогда «материализм» – даже в нижние регионы самих «идеалистов».