Эпоха нервозности. Германия от Бисмарка до Гитлера

До 1918 года или дольше – это было немалое время. Более того, наивно думать, что Англия в это время будет сидеть сложа руки и не усовершенствует технологии военно-морского флота. Действительно, вскоре между Англией и Германией началась гонка вооружений. Соответственно, снаряжение флота долгое время служило вполне приличным основанием для того, чтобы вопрос, хочет ли страна вести большую войну или нет, так и не стал бы конкретным. В 1908 году Бюлов абсолютно откровенно объявил кайзеру, что Германия никогда не сможет победить Англию в гонке военно-морских вооружений, и вместе с тем подчеркнул точку зрения Альберта Баллина о том, что «темп» оснащения немецкого флота более всего порождает опасность военного конфликта с Англией (см. примеч. 91).

На этом фоне упорное желание снаряжать флот и активно его пропагандировать заводило в тупик: чем больше внимания привлекало к себе снаряжение флота, тем сильнее был страх перед страшным превентивным ударом со стороны Англии, как это было в 1801 году, когда Англия в Копенгагенском сражении превосходящими силами уничтожила весь датский флот. С большой дистанции этот страх не кажется серьезно обоснованным, однако уже с 1904 года Берлин постоянно тревожили сообщения о том, что и в Англии царит соответствующая военная суматоха. В период первого Марокканского кризиса Бюлов и Вильгельм II полагали, что адмирал Фишер, тяжеловес британской военно-морской политики, «постоянно» просит Эдуарда VII «разрешить ему, пока не поздно, “раскопенгагить” немецкий флот». В то же время огромные финансовые затраты и преувеличенные ожидания, связанные с флотом, требовали от германской мировой политики непременного успеха. Но оба Марокканских кризиса продемонстрировали, что флот не принес политике Рейха никакой пользы, а лишь создал ему мощного соперника в лице Англии. Тем не менее Кидерлен не раз повторял призыв Бюлова тянуть время в германо-английских переговорах (см. примеч. 92). Периодически звучали призывы ускорить снаряжение флота, однако Тирпиц уже давно достиг всех возможных пределов ускорения. Тогда настроение переменилось, и интерес ведущих кругов сконцентрировался на сухопутных вооружениях.

Менталитет превентивной войны и принципа «чем скорее, тем лучше» долгое время исходил, прежде всего, из руководства армии. Это было связано с тем, что здесь, в отличие от Тирпица, при увеличении мощностей практиковали принцип не максимального темпа, но осмотрительности. Вплоть до последних предвоенных лет Военное министерство по причинам консерватизма общества сопротивлялось резкому увеличению армии – это нарушило бы доминирование дворянства в офицерском корпусе, а крестьянских сыновей – среди рекрутов. Однако следствием такой осторожности могло стать отставание немецкой армии от Франции и России. Мирные годы становились потерянным временем.

Другие факторы еще усилили это ощущение. Совершенствование оружейных технологий во всем мире концентрировало внимание на темпе. Пока железо и свинец были дорогими материалами, т. е. еще в начале XIX века, в прусском офицерском корпусе преобладали опасения, что солдаты на войне будут недостаточно экономно расходовать пули. Однако со второй половины XIX века путем к победе все больше стал считаться «быстрый огонь». В военных операциях скорость стала играть ведущую роль (см. примеч. 93). Если темп был настолько важен, преимущество получал тот, кто упреждал нападение противника. План Шлиффена с его большим обходным маневром, когда все зависело от скорости, поддерживал превентивную войну, даже требовал ее. В 1909 году Шлиффен публично признал, что, с его точки зрения, время работает на противников Германии: Антанта уже самим своим существованием разрушала «немецкую нервную систему, сотрясенную экономической борьбой и кризисами в деловой жизни». Нервы превращали стремительное развитие немецкой экономики в слабость.

Вместе с планом Шлиффена в немецком Генштабе распространился образ мышления, в значительной степени определяемый железнодорожными технологиями: внимание концентрировалось на том, как добиться дальнейшего ускорения, пусть ничтожного, за счет совершенствования технической системы нападения. Если допустить, что все идет без помех, то мелкие ускорения в сумме позволяли выиграть довольно много времени и территории. Это способствовало формированию в армейском руководстве соответствующего менталитета – предусмотренного темпа можно было добиться только в том случае, если все шло по плану. Мольтке-младший буквально впадал в истерику, если при императорских маневрах случались какие-то отклонения от программы. Он говорил о себе, что он по природе не игрок и «не имеет склонности и темперамента к излишнему риску» – войну он мог выдержать, только если она протекала по плану (см. примеч. 94).