Об уверенности в окончательной победе над нервозностью заявляли даже немецко-еврейские неврологи, причем в то время, когда у евреев в Германии были все основания для самой серьезной тревоги. Особо экстремальный случай представляет собой справочник для «нервных натур», составленный доктором Паулем Коном и посвященный доктору Йозефу Лёвенштайну. Он был опубликован в 1931 году в издательстве Дрезденского музея гигиены. Масштабы и цели задает человек, «заряженный силой»: «его походка непринужденна и уверенна, на душе легко, и он насвистывает песенку. Он доволен собой, обладает здоровой бодрой уверенностью здорового свежего тела. […] Все ему легко; для него нет трудностей, нет помех». «Здоровый, душевно сильный человек в душе всегда молод. Его вечно молодым силам жизнь предстает бесконечной, необозримой, как далекий морской простор, каждое новое утро для него как новое обещание». Образ юного Зигфрида, какой в специальной литературе вильгельмовской эпохи не найти, – трудно поверить, что это мечта еврейского невролога в Германии 1931 года. «Пробудить в невротике героя, о котором он сам еще не подозревает», – вот главная задача лечения. На свете живут «короли нервов и попрошайки нервов»; «господа нервов» на первый взгляд воспринимают себя «точно так же как рабы нервов». «Человеку с крепкими нервами достаточно только прийти в этот мир, и все уже готово, но тому, кто рожден со слабыми нервами, зачастую не поможет весь мучительный труд всей его жизни». Терапевтический сверхоптимизм и презрение к невротикам часто идут рука об руку (см. примеч. 168).
Национал-социализм довел до предела гротескную смесь страха и страсти. С одной стороны, страх перед кошмаром расового вырождения и победой недочеловеков, с другой – воодушевление и брутальная алчность на фоне предвкушения близкого счастья.
При всем том идеология и стиль действий национал-социализма были отмечены ярко выраженным психологическим расчетом, в своих существенных пунктах он действительно опирался на новейшие достижения психологии. Центральным для его менталитета было убеждение во всесилии воли. Создается впечатление, что для многих молодых и активных сторонников национал-социализма эта вера была еще более фундаментальна, чем идеологические догмы. Основной аксиомой было: большинство людей сами по себе слишком слабы, и для полного развертывания сил им требуется коллективная воля народа, а она мобилизуется через силу внушения со стороны вождей с сильной волей. Отсутствие единства, раскол сил, размытость целей, нерешительность дискуссий – вот самые скверные несчастья, сила возникает из «одновременного подключения всех и вся к общей идеологии» и фанатической фиксации на единой цели. Волшебным словом становится «движение». В политике все зависит от того, чтобы за счет собственной динамики задавать собственный темп, а не быть пассивным объектом чужого темпа. В современных условиях это возможно не за счет спокойствия, но исключительно за счет собственной активности, будь то мир или война. Национал-социализм в целом ни в коей мере не был Евангелием для неврастеников. Напротив, с точки зрения национал-социалистов, неврастения могла послужить признаком неполноценности и безнадежной дегенерации. Однако национал-социализм посылал сигнал спасения тем невротикам, которые определенным образом понимали свою слабость и страдали от нее. Тот, для кого свобода личности с ее ответственностью и необходимостью принимать решения была мучительна, в тоталитарном государстве мог надеяться на помощь. Тому, кто страдал от подавляемой агрессивности, национал-социалистический режим открывал пути для ее реализации. Тот, кого терзал страх разрушить собственные нервы онанизмом, прерванным половым актом или сифилисом, мог освободиться от него в государстве, сделавшем ставку на неограниченную рождаемость и обещавшем искоренить сифилис, уничтожив евреев. Литература до 1914 года редко проводила строгую черту между наследственно обусловленной неврастенией и неврастенией, вызванной жизненными обстоятельствами, во многих конкретных случаях это вообще было невозможно. Политика национал-социалистов, напротив, постулировала наличие такой границы и тем самым одну часть невротиков повергала в пропасть безнадежности, а другой – сулила освобождение.