Затем, сославшись на беседы с посетившими Узбекистан государственными и общественно-политическими деятелями различных стран, присутствие на беседах в Пекине с руководством КПК, доверительные беседы с корейскими деятелями, а также ход освещения событий в СССР в мировой печати, сказал, что всюду большой интерес, разные предположения и суждения о том, какова будет теперь, после XX съезда, внешняя политика Советского Союза, остается ли в силе дипломатическая, внешнеполитическая деятельность, существовавшая при Сталине, в том числе подписанные договоры, соглашения и т. п. – С учетом всего этого, – продолжал я, – нельзя ли будет, Никита Сергеевич, принять и опубликовать официальный документ с изложением того, как теперь будет проводиться наша внешняя политика? При этом важно, как мне представляется, подчеркнуть незыблемость ее принципов, разработанных еще В. И. Лениным. Важно, чтобы мир понял, что СССР будет обеспечивать выполнение своих обязательств о сотрудничестве с зарубежными странами и государствами, что наши основные цели в этой сфере – борьба за мир, мирное сосуществование и, естественно, в первую очередь готовность укреплять и развивать взаимоотношения с социалистическими странами, – о чем вы сами недавно говорили.
В ответ я услышал:
– Да, тут надо крепко подумать. Конечно, нельзя допустить ухудшения советско-китайских отношений. И полезно обнародовать принципы нашей внешней политики. Затем разговор переключился на поставленные мной республиканские проблемы. Хрущев отнесся к нашим предложениям положительно, дал задания работникам аппарата ЦК. Я попросил разрешения вылететь в Ташкент, не дожидаясь обсуждения итогов поездки в Китай на Президиуме ЦК. Никита Сергеевич согласился, но предложил продолжать думать над советско-китайскими отношениями и международными проблемами и, если появятся идеи, предложения – звонить.
На следующий день я вылетел в Ташкент. Как проходило на Президиуме обсуждение доклада Микояна о пребывании нашей делегации в Пекине, не знаю, но потом слышал, что Никита Сергеевич упомянул там о высказанном мною мнении и объяснил мое отсутствие тем, что я торопился в Узбекистан по неотложным делам.