Эпохи Айры. Книга первая

— Я так часто глядел на Хранящих, чьи сердца были пленены любовью. Они отстранялись от нее безразличием и отрешенностью. Прятались под личинами каменных лиц и лишь в предсмертный час обращали к ней свои молитвы и мысли. Мгновение любви способно скрасить бессмертную жизнь. Любовь — это бессмертие, страх перед нею — забвение. Любовь стала одним из даров, которым Создатель наградил Айру, но ты относишься к этому дару как к проклятию! Я знаю, ты боишься повторить судьбу многих Хранящих, соединивших себя узами семьи. Ты смотришь на тех, кто страдал из-за своего предназначения служить Перворожденным. Но ты забываешь, что в жизни простых людей есть место не только радостям, но и печали. Тяжесть ваших испытаний неразрывно связана с силой вашего духа и, поверь, не будь ты Хранящим, ты все равно испытывал такую же боль, страх и сомнения. Твоя ошибка, Рубин, в том, что ты примеряешь на себя чужие судьбы. Рубин, — с отеческой нежностью, позвал Файро, — тебя ждет твой путь.

Файро замолчал. Рубин, прикрыв глаза, закинул голову и глубоко вдыхал обжигающий холодом воздух.

— Ничто не случайно… — тихо повторил Рубин и поднялся на ноги. — Файро, скажи, Перворожденные могут любить?

Мир моментально затих, будто Файро, застыв, не решался ответить. Цефея, огляделась. Колыхания трав под порывами ветра остановились, трели птиц в лесу неподалеку, затихли. Хранящая подумала, что Файро не даст ответ на этот вопрос, но в этот миг послышался его голос, вернувший Айре привычное звучание.

— Я любил. — Наконец, чуть слышно проронил Файро. — Во времена, когда Создатель только выкрикнул свое имя, даровав ему голоса, Перворожденные посещали земли у подножья Горнего мира и гуляли среди сотворенных ими существ — людей, гномов, эльфов и многочисленных духов. Я был юн и многое оставалось мне неизвестным. В один чудесный, жаркий день я спустился к шумной реке и увидел, что на другом берегу сидит молодая девушка. Я редко говорил со смертными, но тут же пожелал познакомиться с нею, так как она была занята очень необычным делом. Перевязывая пучки из луговых трав и цветов разноцветными лентами, девушка складывала их в свою корзину. «Зачем ты делаешь это? — спросил я ее. — Разве они не прекрасны, когда растут среди таких же цветов?». Девушка рассмеялась и рассказала мне, что люди зовут это «букетом». Их, как я узнал, дарят в знак благодарности, уважения или любви. Юная красавица оказалась цветочницей, продававшей букеты в городке недалеко от речки. Я был так заинтересован ее работой и столь сильно очарован красотой, что вызвался помочь девушке. Следя за тем, как она перевязывает пучки трав, я повторял за ней каждое движение, но, признаюсь, мои пальцы не были столь нежны, а руки не обладали должной ловкостью. Раздосадованный результатами своих попыток, я уже готов был уйти, но девушка, протянула мне букет, перевязанный красной лентой: «Прими это в благодарность за помощь. Эта лента так похожа на прядь твоих волос!». Помню, как я осторожно взял букет из ее рук и разглядывал его, изумляясь глупости людей. Что могло нравиться смертным в этом неприметном пучке трав, когда под их ногами расстилались сотворенные Создателем луга и поля? В этот миг с неба сорвался солнечный луч и осветил ее лицо. Я застыл, окаменев. Волосы девушки вспыхнули янтарем, а в глазах ее плясало удивительной красоты пламя — изумрудное пламя жизни, задора и молодости. Мне неизвестны причины, по которым с той минуты я не мог думать ни о ком, кроме нее, но каждый день я приходил к ней. Каждое мгновение я проводил рядом с ней, ощущая счастье и радость, незнакомую мне до тех минут. Ночи и дни я был с нею…

Перворожденный замолчал.

— Файро? — тихо позвал Рубин, оглядываясь на оскаленную морду дракона.

Перворожденный тяжело вздохнул и, будто опомнившись от воспоминаний, продолжил рассказ:

— …Как-то утром я спустился к реке и не увидел ее на берегу. В моих глазах она всегда оставалась юна и прекрасна. Я и не заметил, как старость овладела ее телом…

— Что с ней стало? — тихо спросил Рубин.

— Перворожденные не властны над смертью… Я успел с ней проститься. Оттого я уже счастлив…

Рубин, протянув руку, коснулся холодного камня, из которого были выточены клыки дракона.

— Как ее звали? — спросил Рубин, после нескольких мгновений тишины.

— Лея. — Тихо ответил Перворожденный и шелест трав подхватил шепот. Имя цветочницы, качаясь на волнах сонных трав, растворялось в сиянии звезд и хрустальном журчании реки, спешащей по камням к долинам Восточных провинций. Словно гигантский, тяжело дышащий зверь, мир недовольно заворочался, потревоженный болью старых ран. Созвездия равнодушно следили за страданием Перворожденного. Искры в его глазах потухли и он исчез в тусклом всполохе огня.