Эпопея «Нормандии – Неман»

В Королевских ВВС это называется straffing[51]; дело увлекательное, потому что нужно заходить в пике на цель при скорости 700 км/ч, но рискованное. Помимо немецкой зенитной артиллерии, тут есть еще одна проблема, и немалая. Главный недостаток наших новых самолетов модели Як-3 – хрупкая конструкция, не выдерживающая разносной скорости. Из-за этого часто происходят несчастные случаи. Во время атаки на немецкий конвой Бертран потерял крыло, вошел в штопор и вертикально врезался в землю. Его гибель оставила в авиаполку невосполнимую пустоту. Тридцатисемилетний Бертран был самым старшим из нас. Мы скучали по его чувству юмора и смачному бургундскому акценту. Маршй, ведомому Бертрана, в той атаке удалось выровнять самолет, но он потерял фонарь. А через несколько недель Вердье разбился при тех же обстоятельствах, атакуя локомотив. Из-за всех этих трагедий Пуйад и Агавелян постоянно твердят нам на инструктажах, что нельзя превышать скорость 750 км/ч, а нарушителям этого правила грозят отстранением от полетов.

Несмотря на хрупкую конструкцию, Як-3 – превосходный истребитель. Первый же вылет на нем позволил мне убедиться, что модель представляет собой заметный прогресс по отношению к Як-1 и Як-9. Она легче и маневренней; кроме того, в ней значительно улучшена обзорность кабины. А показатель набора высоты! Як-3 поднимается на 5000 метров за 4 минуты, то есть на 50 секунд быстрее Як-9.

Так что теперь у нас есть самолеты, способные сражаться на равных с Me-109 и FW-190, у которых раньше было преимущество. На привычных для нас высотах ниже 4000 метров Як-3 их даже слегка превосходит. Когда командованию люфтваффе надоело наблюдать, как их истребители один за другим разбиваются из-за потери скорости при попытке догнать своих новых противников на глубоких виражах малого радиуса, оно распространило инструкцию, рекомендующую немецким пилотам избегать ближнего боя с Як-3 на высотах до 4000 метров.

День 23 августа подходил к концу так же спокойно, как и начинался. Я играл в покер с приятелями из «первой», когда сквозь широко открытое окно донесся шум – в машине радиосвязи заработал приемник. Мы решили пойти послушать, поскольку на днях стало известно, что войска союзников приближаются к Парижу и Сопротивление тоже что-то задумало.

Подобраться поближе к машине нам не удалось – там уже столпился народ, – но этого и не понадобилось, потому что громкоговоритель врубили на полную. Так мы узнали, что население Парижа восстало против немцев, а в город тем временем входит 2-я танковая дивизия генерала Леклерка.

Сумасшедшая радость вмиг охватывает всю авиабазу. Мы бросаемся обниматься, хохочем, орем от восторга, поздравляем друг друга. Советские механики пожимают нам руки, хлопают по плечам, шутливо сбивают пилотки – они счастливы не меньше, чем мы.

В радиотрансляции звучит перезвон колоколов нашей столицы. И пусть Париж еще не до конца очищен от немцев – наплевать, для нас важно сейчас только то, что начало положено. Здесь, в Алитусе, за 2000 километров оттуда, нам, два года не получавшим вестей от родных и близких, необходимо это событие, чтобы найти в себе силы сражаться дальше и довести дело до конца.

В неописуемом гуле толпы, перемешавшей французов и русских, уже не разобрать слов. Едва узнав о том, что происходит в Париже, наши товарищи из советских авиаподразделений, базирующихся в Алитусе, поспешили к нам с поздравлениями. Советскому старшему офицеру пришлось несколько минут добиваться тишины, чтобы сообщить о назначенном на 21.00 празднике («банкете»), который взялся для нас организовать генерал Захаров.

Вскоре прибывает и сам командир 303-й истребительной авиационной дивизии; его встречают овацией. Здоровенный генерал радуется как мальчишка, и на это так приятно смотреть! В великанские объятия по очереди заключены полковник Пуйад, майор Дельфино и все до единого французы, которых ему представили.

Но сюрпризы еще не кончились. Наобнимавшись со всеми, Захаров вдруг разворачивается к взлетно-посадочной полосе, где собрались механики, а потом зычным голосом орет:

– Давай!

И мы слышим самую невероятную, самую потрясающую «Марсельезу» в своей жизни. Наш государственный гимн, подхваченный несколькими сотнями голосов, начинается медленно и протяжно, как отдаленный рокот бури, и набирает силу в сгущающихся сумерках. В нем звучат интонации славянского хора, от которых у каждого из нас по телу проходит дрожь, а к последнему куплету на глаза наворачиваются слезы.

Наши аплодисменты и крики благодарности тонут в звуках фантастической канонады. В радиусе пятнадцати километров все зенитные батареи открыли огонь – это праздничный салют в нашу честь. В небе расцветает полная иллюминация. Мы тоже не отстаем – выхватываем пистолеты и палим в воздух; механики пускают вверх красные и зеленые сигнальные ракеты. Таких фейерверков мы не видели со времен наступления под Оршей.

– Только бы немцы не подумали, что это атака, и не закидали нас бомбами! – кричит мне Альбер, перекрывая грохот, когда мы направляемся в столовую, и сам хохочет.