Эпопея «Нормандии – Неман»

Девушки из службы тылового обеспечения тоже постарались: белые скатерки на столах не видны под нагромождением блюд с икрой, блинами, копченым осетром и другой рыбой, мясом и дичью.

Начинаются тосты и продолжаются бесконечно, мы пьем водку сразу[52], рюмка за рюмкой. Закуски еще не съедены, а все уже поют – французские песни, русские песни и снова «Марсельезу». Этим вечером она будет звучать еще не раз, и мы от нее не устанем.

Вино и крымское игристое, поданные в изобилии, добавляют веселья. На десерт, отставив бокалы, мы принимаемся стучать по столу с криками: «Качать генерала!»

Самые крепкие бойцы дружно, как один, вскакивают и бросаются к Захарову, подхватывают его на скрещенные руки – импозантный генерал подлетает к потолку под взрывы смеха и восторженные вопли. Затем настает черед Пуйада и Дельфино поиграть в акробатов. Но тут у бойцов задача попроще: оба наших командира весят не больше семидесяти килограммов – перышки по сравнению со стодвадцатикилограммовым Георгием Захаровым.

Через сорок восемь часов мы всё повторили по новой, получив на то генеральское одобрение – Захаров очень кстати явился лечить нас от похмелья. Так что 25 августа «Нормандия», ставшая «Нормандией – Неман», устроила для русских друзей ответный банкет в честь капитуляции Хольтица[53].

В общем, освобождение Парижа было отпраздновано на славу.

31 Мы летим или мы не летим?

Мы возвращаемся! Полковник только что принес невероятное известие: ветераны «Нормандии» и те, кто участвует в боевых действиях с 1940 года, получили долгосрочную увольнительную во Францию. Вместе с Пуйадом нас таких набирается человек пятнадцать, в том числе мои друзья Жозеф Риссо, Марсель Альбер, Жан де Панж, Михаил Шик и Георгий Лебединский, наш тубиб.

Мне даже не верится. Я так давно жду этого момента… После безбрежной радости, охватившей нас, когда мы узнали, что Париж освобожден, нахлынула ностальгия, и она лишь усиливалась от того, что дни начали с каждой неделей становиться короче, а потом ударили первые холода. Перспектива пережить третью нескончаемую русскую зиму меня совсем не радует.

Кроме того, уже начало октября, а масштабное наступление на немцев все откладывается. Мы перебазировались на аэродром в Антоново, в тридцати километрах от Восточной Пруссии, но в воздух поднимаемся только для straffing, а это имеет мало общего с нашим ремеслом летчиков-истребителей. И ничего увлекательного в этом нет.

Отъезд назначен на 12-е число. Русские пришлют за нами «Дакоту», на которой мы перелетим в Москву. Под слегка завистливыми взглядами товарищей мы уже пакуем багаж. Берем только гражданскую одежду, зимнее обмундирование раздаем тем, кто остается. Даже великодушно избавляемся от сигарет, мыла и одеколона. В Париже мы найдем все необходимое.

Альбер сочинил песенку, и мы распеваем ее дуэтом:

Если нос не дорос —
На базе сидите,
Открыток почтовых ждите.

Исчезли последние сомнения – мы и правда возвращаемся домой. Я одновременно грущу и радуюсь, потому что осознаю: мне придется покинуть «Нормандию», ставшую за два года моей единственной семьей. И при этом война не закончилась, немцы по-прежнему несут угрозу в небе и на земле, а до Балтийского моря еще предстоит долгий путь.

В вечер отлета мы собираемся на прощальный ужин в столовой, которую девушки из службы тылового обеспечения украсили еловыми ветками и лозунгами со словами «Слава ветеранам!» и «Счастливого пути на родину!».

В самом начале ужина Пуйад вдруг поднимается с места и суровым голосом сообщает нам о том, что он только что узнал от генерала Захарова, сидящего с ним за одним столиком: через несколько дней советские войска начнут беспрецедентное наступление на Восточную Пруссию, главной целью будет взятие Кенигсберга, оплота нацизма, и командование хочет, чтобы в этом участвовал весь авиаполк «Нормандия – Неман», в том числе самые опытные летчики.

– Наступление, вне всяких сомнений, продвинется далеко и, вполне возможно, станет последним в этой войне. Генерал Захаров дает нам полную свободу выбора: уйти или остаться. Что касается меня, я остаюсь. Но, разумеется, никто не обязан следовать моему примеру, – заключил Пепито в торжественной тишине.

Я онемел. У нас багаж готов к отправке, никто не ожидал такого поворота событий… Мы с Альбером и Риссо уже представляли себя на Елисейских Полях, на террасе кафе за стаканчиком вина в компании хорошеньких девушек…

Но поскольку и речи быть не может о том, чтобы бросить товарищей в такой момент, когда готовится последний удар по немцам, мы все решаем остаться. Франция подождет. Нашим советским друзьям мы нужнее.

Альбер, главный заводила полка, первым нарушает тишину:

– Я остаюсь, полковник! А то эти сволочи без меня всю водку выжрут!

Это был сигнал, которого нам не хватало.

– Верните часы!

– Эй, где мои сапоги?!

– Отдайте подштанники!