К трем часам утра добираемся до Каунаса, промерзшие до костей. Глаза у всех слипаются от усталости. Но вместо того чтобы свернуть к вокзалу, грузовики высаживают нас во дворе военного госпиталя.
– Они что, хотят подержать нас в карантине, прежде чем дозволят пожать руку товарищу Сталину? – ворчит Роже Соваж.
Верзила ошибся. Несмотря на поздний час, весь персонал во главе с начальником госпиталя встречает нас по-королевски и давай хлопотать вокруг. После горячего душа, отогревшего заледенелое тело, какое же счастье растянуться на свежих простынях!.. Я засыпаю мгновенно – у меня, как и у моих товарищей, даже нет сил полюбезничать с медсестричками, проводившими нас в палаты.
Когда мы просыпаемся, персонал все с той же предупредительностью сопровождает нас в большой зал. И там нам приходится хорошенько потереть глаза, чтобы убедиться: это не сон. Вместо обычного завтрака нам подают икру, ветчину, колбасы, жаркое, яичницу-глазунью, жареную картошку, шоколад и взбитые сливки. Пиршеству сопутствуют вино и водка в неограниченном количестве. А посреди зала стоит генерал Захаров, хихикая, как мальчишка, которому удалась знатная шалость, и сразу становится ясно, кому мы обязаны этим роскошным приемом.
Проголодавшись после долгой дороги на грузовиках, мы отдаем должное угощению. Едим, пьем, потом танцуем с официантками и медсестрами под звуки аккордеона. Мы бы с удовольствием задержались здесь и провели с девушками весь день, но после полудня нас извещают, что поезд готов и пора откланяться.
На вокзале нам с Марселем Альбером уготован новый сюрприз: звание Героев Советского Союза (хотя медали еще не получены) дает нам право на путешествие в спецвагоне с Захаровым, генералом Хрюкиным и майором Дельфино.
«Ну и мерзавцы же вы! Совсем зажрались!» – с легкой завистью фыркают товарищи, заглядывая вместе с нами в спальные купе и рассматривая салон с диванами и креслами, кухню и отдельную уборную.
На их долю такой роскоши не досталось, но жаловаться им тоже не на что: на деревянных койках в общем вагоне мягкие матрасы, чистое постельное белье и теплые одеяла. К тому же к ним гораздо ближе, чем к нам, вагон-ресторан, персонал которого, как сообщил Захаров, в распоряжении дорогих гостей круглые сутки.
Разумеется, никто не пропустил эти слова мимо ушей, и с самого отбытия начинается хождение туда-сюда по составу. Поскольку вагон-ресторан здесь единственный неотапливаемый, мы там долго не задерживаемся и быстро бежим в тепло, нагруженные корзинами с икрой и бутылками водки.
Нетрудно догадаться, что атмосфера в поезде веселая и беззаботная. Едим, пьем, спорим, смеемся, потом даем себе короткий перерыв на сон, и все начинается заново. Времени любоваться однообразным заснеженным пейзажем у нас, конечно, нет.
За два дня мы преодолеваем в обратном направлении тот же путь, на который у нас ушло два года в стране, охваченной войной: Вильнюс, Неман, Березина, Минск, разрушенный Смоленск. Теперь нам больше не нужно сражаться за каждую пядь, и если бы не зенитная пулеметная установка позади локомотива, можно было бы подумать, что война закончилась.
Поезд прибывает в Москву морозной ночью 9 декабря. На перроне нас ждет прием, достойный высших лиц государства: советские офицеры берут под козырек, толпятся журналисты и кинооператоры, щелкают затворами фотографы, и вспышки заставляют нас окончательно проснуться. Проморгавшись, мы с радостью видим полковника Пуйада – он приехал сюда раньше нас, чтобы договориться о долгожданном отпуске для ветеранов «Нормандии».
Вместо гостиницы «Савой», нашей привычной резиденции в Москве, всю группу везут в ДКА – Дом Красной Армии.
– Вот увидите, там еще лучше, – шепчет нам Пепито по дороге. Он явно счастлив снова оказаться в компании своих мальчишек из полка после нескольких тяжелых дней, проведенных во Французской военной миссии.
Прежде чем нас покинуть, командир вкратце излагает программу мероприятий:
– Официальная часть начнется в одиннадцать тридцать с церемонии награждения наших героев. После этого, господа, всех ждут в посольстве.
Стоит командиру уйти, опять начинаются шуточки в наш с Альбером адрес: «Ну, голубки, готовы открыть бал? Глядите, не поскользнитесь на паркете!»
В торжественный день вручения наград, 9 декабря 1944 года, в субботу, присутствие Альбера меня не спасает – я ужасно волнуюсь и робею как школьник. Да и Альбер растерял все свое ехидство, держится скромно, будто мальчик из церковного хора, поглядывая на всех этих советских офицеров, увешанных орденами.