Эпопея советско-финской Зимней войны 1939— 1940 годов. Сухопутные, воздушные и морские операции

Существует множество споров, противоречивых и неубедительных свидетельств, касающихся того, как и когда именно финское правительство стало участником той войны, которая началась через три дня после вторжения Германии в Россию. Не пытаясь разобраться в этом бездонном «болоте», начнем с наихудшего из возможных предположений (ни в коем случае не доказанного), что с момента заключения сокрушительного мира в марте 1940 года и до возобновления военных действий примерно 15 месяцев спустя финские чиновники тайно замышляли войну, имевшую целью возместить потери своей страны. Даже если бы такое маловероятное предположение оказалось правдой, кто бы мог их обвинить?

С точки зрения финнов, решающим стал тот простой факт, что Советский Союз представлял собой явную, вполне осязаемую опасность для Финляндии, а Германия – нет. Главная «вина» Финляндии заключалась в том, что она выбрала проигравшую сторону – в той мере, в какой у нее был такой выбор.

В то время этот выбор представлялся вполне обоснованным. Большинство мировых политических и военных лидеров ожидали, что непобедимый германский вермахт разгромит Красную армию в течение нескольких недель. Например, военный министр США Стимсон, разделяя мнение начальника штаба американской армии генерала Маршалла, 23 июня 1941 года сообщил президенту Рузвельту, что для разгрома России Германии потребуется минимум один месяц и максимум – три. По оценкам британских военных, немцы займут Украину и Москву в течение 3–6 недель, хотя они подстраховывались, добавляя к этому сроку «или больше». Рузвельт настолько скептически относился к советской обороноспособности, что, прежде чем принять решение об оказании военной помощи СССР, он отправил для беседы со Сталиным своего личного представителя, Гарри Гопкинса¹.

Учитывая широко распространенное предположение о том, что многонациональное Советское государство вскоре рассыплется под ударами немецких захватчиков, почему бы финнам было не подхватить куски, которые исторически и этнически принадлежали им? Кто, кроме Гитлера, что-то здесь приобретет, если не они?

Однако для того, чтобы оценить положение Финляндии в 1940–1941 годах, не обязательно принимать приведенное выше крайне неправдоподобное предположение. Планировал ли Сталин аннексировать Финляндию после заключения мира в марте 1940 года – большой вопрос. Однако несомненно то, что он дал финнам достаточно оснований так полагать, и они отреагировали соответствующим образом. Как уже отмечалось, во время Зимней войны Германия холодно отказала Финляндии в любой форме помощи. Однако уже через несколько месяцев после этого советское давление на финнов привело их прямиком в объятия Германии.

20 марта, в день ратификации мирного договора, отношения изменились к худшему, когда советское правительство санкционировало заявление ТАСС, осуждающее предполагаемый оборонительный союз Норвегии, Швеции и Финляндии. Такая коалиция могла бы обеспечить безопасность Финляндии, не представляя ни малейшей угрозы для СССР, поскольку доминирующим партнером предполагалась нейтральная Швеция. В противодействии Советов финны заподозрили скрытые мотивы, что и погубило этот проект².

Подрывная радиопропаганда велась на Финляндию с мощной станции в Петрозаводске, столице Карело-Финской Советской Социалистической Республики. Республика, ставшая для Финляндии призраком «правительства Терийоки», была учреждена 31 марта, ее руководителем стал Отто Куусинен³.

Международные события весны и лета 1940 года лишь усугубили опасения финнов. После захвата Германией Норвегии и Дании Финляндия оказалась в почти полной изоляции; единственный контакт с западными демократиями осуществлялся через район Петсамо, крайне уязвимый для нападения либо из Мурманска, либо из оккупированного немцами Киркенеса на севере Норвегии. После Дюнкерка и падения Франции в июне единственным противовесом Советскому Союзу на всем континенте стала нацистская Германия. Учитывая поведение Гитлера во время Зимней войны, финны считали, что фюрер, возможно, окончательно списал их со счетов.

Пока вермахт был занят «наведением порядка» во Франции, Сталин уничтожал основы независимости в крошечных Прибалтийских государствах. 14 июня Молотов вручил находившемуся в Москве министру иностранных дел Литвы 24-часовой ультиматум, в котором требовалось обеспечить свободный проход советских войск в «важнейшие центры» страны, немедленно сформировать правительство, дружественное Советскому Союзу, и предать суду двух видных литовских чиновников. Поскольку уже с октября 1939 года в стране размещались части Красной армии, у ее правительства не осталось другого выбора, кроме как подчиниться этим новым требованиям; на следующий день через границы страны потянулись советские танковые колонны. 16 июня аналогичные ультиматумы Молотов предъявил министрам Латвии и Эстонии, и эти беспомощные государства также подчинились неизбежному. Неделю спустя, 22 июня, по сообщениям московского радио, в трех Прибалтийских республиках было дислоцировано «от 18 до 20» дивизий Красной армии⁴.