Сергей Гамбург не любил своих родителей… Ему противно было наблюдать, как родители, заискивая и унижаясь, лезли в аристократию… В доме был такой же абажур, как у Синеоковых. Отец для своего кабинета специально переплел книги, которых он никогда не читал, под цвет шелковых обоев. В гостиной появился рояль, хотя никто не играл. У сестры Иды абсолютно нет никаких музыкальных способностей, но к ней аккуратно ходит учитель музыки… Приобрели тигрового дога ростом с теленка. Мать и отец и все в доме боялись этой большой, с человеческими глазами собаки… Устраивали “вторники” и приглашали избранное общество. Сергей великолепно знал, что все идут к ним потому, что у них можно хорошо покушать… Мать говорила “коклетки”, Сергей морщился и, не поднимая головы, поправлял “котлеты”.
Сергей решает уйти из дома. “Спекулянты, – думал он о них с омерзением. – Взяточники. Прохвосты”. Попытки родителей удержать его приводят к взрыву:
– Вы мне противны, – со страшной злобой процедил Сергей. – Понимаете – противны. Я вас просто ненавижу! – Он оттолкнул отца и дернул дверь.
– Сережа! Сергей! Опомнись! – умоляла мать и хватала его за рукав шинели.
– Черт с ним! Черт с ним! Черт с ним! – кричал папа.
Вбежала сестра Ида в украинском костюме со множеством лент. Она жестами и мимикой, точно ей не хватало воздуха, показала в сторону своей комнаты. Это означало: “Ради бога, тише, у меня там сидят знакомые, и все слышно”.
Сергей хлопнул дверью, и зазвенели розовые чашки на буфете[324]
.Еврейская революция была такой же неотъемлемой частью НЭПа и Великого перелома, как и революционного движения, большевистского переворота и Гражданской войны. Никакой царский указ не осуждал веры и занятий Тевье с такой безжалостностью, с какой это делала его любимая дочь Годл – в ее ипостаси журналиста, ученого или партработника. Пролетарские писатели Киршон, Ройзман и Левин были евреями, а книга Малашкина будто бы очень нравилась одной из самых влиятельных евреек Советского Союза, жене Молотова Полине Жемчужиной (Перл Карповской).
Когда НЭПу пришел конец и уцелевших предпринимателей – включая многочисленных еврейских “отцов” – начали травить и сажать, большинство сотрудников ОГПУ, заведовавших этой операцией, тоже были евреями (в том числе глава валютного отдела Управления экономических дел ОГПУ Марк Исаевич Гай [Штоклянд]). К 1934 году, когда ОГПУ превратилось в НКВД, евреи “по национальности” образовали самую большую национальную группу среди “руководящих работников” (37 евреев, 30 русских, 7 латышей, 5 украинцев, 4 поляка, 3 грузина, 3 белоруса, 2 немца и 5 прочих). Двенадцать ключевых отделов и управлений НКВД, отвечавших среди прочего за милицию, ГУЛАГ, контрразведку, аресты, “наружное наблюдение” и экономический саботаж, возглавлялись евреями (все они, за вычетом двух, были выходцами из черты оседлости). Народным комиссаром внутренних дел был Генрих Григорьевич (Енох Гершенович) Ягода[325]
.