СССР не превратился в русское национальное государство, но русская сердцевина союза приобрела некоторое национальное содержание, а в концепцию советской идентичности вошли отдельные элементы русского национализма. “Русский” и “советский” всегда были связаны: поначалу как единственные неэтнические народы СССР, а со временем как частично этнизированные отражения друг друга: русскость РСФСР оставалась относительно недоразвитой, потому что советскость Советского государства была преимущественно русской.
Когда во время Гражданской войны Ленин призвал рабочих и крестьян к защите “социалистического отечества”, русское слово “отечество” не могло не сохранить части своего дореволюционного значения. Когда в середине 1920-х годов Сталин призвал партию к строительству “социализма в одной, отдельно взятой стране”, некоторым членам партии могло показаться, что речь идет о стране, в которой они родились. А когда в 1931 году Сталин призвал советских людей провести индустриализацию или погибнуть, его доводы имели больше общего с национальной гордостью великороссов (как он ее понимал), чем с марксистским детерминизмом:
Задержать темпы – это значит отстать. А отсталых бьют. Но мы не хотим оказаться битыми. Нет, не хотим! История старой России состояла, между прочим, в том, что ее непрерывно били за отсталость. Били монгольские ханы. Били турецкие беки. Били шведские феодалы. Били польско-литовские паны. Били англо-французские капиталисты. Били японские бароны. Били все – за отсталость. За отсталость военную, за отсталость культурную, за отсталость государственную, за отсталость промышленную, за отсталость сельскохозяйственную. Били потому, что это было доходно и сходило безнаказанно… В прошлом у нас не было и не могло быть отечества. Но теперь, когда мы свергли капитализм, а власть у нас, у народа, – у нас есть отечество, и мы будем отстаивать его независимость[404]
.“Зрелое” сталинское государство обеспечивало дружбу народов СССР, поощряя национализм нерусских республик (в том числе официальные культы национальных бардов и этнических корней). Дружба скреплялась при помощи русского народа, языка, истории и литературы (как общего советского достояния, а не исключительной собственности РСФСР, которая вела призрачное существование до самого распада Союза). В 1930 году Сталин велел пролетарскому поэту Демьяну Бедному прекратить болтовню о пресловутой русской лени. “Руководители революционных рабочих всех стран с жадностью изучают поучительнейшую историю рабочего класса России, его прошлое, прошлое России… все это вселяет (не может не вселять!) в сердца русских рабочих чувство революционной национальной гордости, способное двигать горами, способное творить чудеса”. Бедный был слишком пролетарским поэтом, чтобы понять, куда дует ветер. 14 ноября 1936 года Политбюро специальным постановлением запретило его оперу “Богатыри” за то, что она “огульно чернит богатырей русского былинного эпоса, в то время как главнейшие из богатырей являются в народном представлении носителями героических черт русского народа”. Чуть раньше Бухарин подвергся публичному разносу за то, что назвал русских “нацией обломовых”, а за несколько дней до того (1 февраля 1936-го) передовая статья “Правды” официально объявила русский народ “первым среди равных” в семье советских национальностей. К концу 1930-х годов патриотизм победил мировую революцию, “изменники родины” сменили “классовых врагов”, недавно латинизированные языки были переведены на кириллицу, а нерусские школы в русских регионах РСФСР были закрыты. Изучение эсперанто стало незаконным, а изучение русского – обязательным. В мае 1938 года Борис Волин (чиновник Министерства образования и бывший верховный цензор) подытожил новую ортодоксию в статье, озаглавленной “Великий русский народ”: