Русский народ вправе гордиться своими писателями и поэтами. Он дал миру Пушкина, создателя русского литературного языка, родоначальника новой русской литературы, обогатившего человечество бессмертными произведениями художественного слова… Русский народ вправе гордиться и своими деятелями науки, свидетельствующими о неиссякаемом творческом гении русского народа… Богато и разнообразно музыкальное дарование русского народа… Русский народный гений с такой же силой сказался и в области живописи и архитектуры… Русский народ создал театр, какого, без преувеличения можно сказать, нет нигде в мире…
Иуда-Бухарин в своей ненависти к социализму клеветнически писал о русском народе как о “нации обломовых”. Гончаровское понятие “обломовщины” этот гнусный фашистский выродок пытался использовать в своих контрреволюционных целях. Это была подлая клевета на русскую нацию, на мужественный, свободолюбивый русский народ, который в неустанных боях, в напряженнейшем труде выковал свое счастливое настоящее и создает еще более счастливое и прекрасное будущее… Великий русский народ возглавляет борьбу всех народов советской земли за счастье человечества, за коммунизм[405]
.Поначалу не было оснований полагать, что новая роль “великого русского народа” может быть несовместима с открытостью советской культурной элиты для еврейских иммигрантов из черты оседлости. Некоторые ведущие идеологи русского патриотизма (в том числе Борис Волин, юрист И. Трайнин, критик В. Кирпотин и историк Е. Тарле) сами были евреями. Юный Лев Копелев был не единственным, кого воодушевила речь Сталина о том, что “у нас есть отечество”:
Именно в ту пору я, полагавший себя образцовым интернационалистом, советским патриотом, представителем новоявленного и разноплеменного советского народа, начал все острее ощущать обиду, а временами даже боль за Россию, за русскую историю и русское слово.
Этому повороту и в пропаганде, и в исторических исследованиях, решительному отказу от антинационального нигилизма я сперва только обрадовался. Партия подтверждала и утверждала то, что я чувствовал с детства и начал сознавать в юности.
Восстанавливались понятия “родина”, “патриотизм”, “народ”, “народный”. Именно восстанавливались: раньше они были опрокинуты, низвергнуты…
С удовольствием смотрел я фильмы о Петре Великом, Александре Невском, Суворове, мне нравились патриотические стихи Симонова, книги Е. Тарле и “советского графа” Игнатьева; я смирился с возрождением офицерских званий и погон.
По-взрослому оживала детская привязанность к былям отечественной истории. И с новой силой звучали никогда не умолкавшие в памяти голоса “Полтавы” и “Бородина”[406]
.