В традиционных обществах посредников по взаимодействию с потусторонним миром и почитают, и боятся. Чтобы охраниться от зла, необходимо вступить с ним в контакт; способность исцелять предполагает способность вредить. Уничтожив введенное церковью различие между священниками и колдунами, современное государство возродило шаманов – носителей тайного знания, которое можно использовать как для спасения, так и для растления душ, тел, стран и вселенной. Советский Союз был современным государством с официальной церковью. Партия, олицетворяемая Сталиным, обладала трансцендентной и политической монополией и поощряла фаустианское стремление к безграничному знанию, исходя из того, что научная истина, которую преследуют формально обученные профессионалы, неизбежно совпадет с марксистско-ленинской истиной, которую блюдут “сознательные” чиновники. В ожидании окончательного слияния народа с партией и стихийности с сознательностью правящая партия следила за идеологической ортодоксией профессионалов, от компетенции которых зависела. В 1920-е годы противостояние комиссаров и “буржуазных специалистов” было жестким и асимметричным; в 1930-е годы оно сошло на нет благодаря появлению “советской интеллигенции”, равно преданной науке и партийной ортодоксии; в 1940-е и 1950-е годы оно возродилось с новой силой в результате гонки вооружений и распространившегося среди ветеранов войны убеждения, что великая победа дает им право на участие в принятии решений. Чем больше автономии советские профессионалы получали, тем труднее было примирять научно-техническую современность, которую они представляли, с харизматической верой, которую им надлежало исповедовать. Предсмертное превращение Сталина в “корифея советской науки” стало последней серьезной попыткой восстановления довоенной гармонии. Как писал Сталин-ученый и одновременно Сталин-вождь, никакое продвижение к коммунизму невозможно без развития науки, “никакая наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений”, никакая борьба мнений невозможна в тени “замкнутой группы непогрешимых руководителей” и никто, кроме кремлевских руководителей, не в состоянии определить, что такое прогресс, наука и истина[447]
.Пока Сталин был жив и неоспоримо непогрешим, подобная логика – и вселенная, которая на ней держалась, – казалась осмысленной. Но было три профессии, которые подвергали сомнению священное единство знания и добродетели самим фактом своего существования и нормального функционирования. Одной была тайная полиция, которая искала порчу внутри партии и потому располагала секретной информацией, к которой сама партия доступа не имела. У знакомой проблемы было два знакомых решения: использование меркурианских чужаков и периодическое истребление носителей автономного знания. Второе решение (избранное после середины 1930-х годов, когда чуждость попала под подозрение) оказалось чрезвычайно дешевым и эффективным, потому что чекистская работа сталинского образца не требовала никакой специальной подготовки, кроме ошибочного убеждения, что разоблачение максимального числа врагов – лучший способ не попасть в их число. Ни одна советская профессия не отличалась столь высоким уровнем смертности и столь слабым представлением о природе своей работы, как тайная полиция. В 1940 году обреченный архитектор Большого террора Н. И. Ежов сказал: “Я почистил 14 000 чекистов. Но огромная моя вина заключается в том, что я мало их почистил”. А в 1952-м обреченный архитектор еврейского дела М. Д. Рюмин написал: “Я признаю только, что в процессе следствия
Другой профессиональной группой, между делом подрывавшей официальную идеологию, были ядерные физики, чьи успехи в создании бомбы не имели ничего общего с “диалектикой природы” Энгельса. Временное вероотступничество и терпимость к евреям стали возможными благодаря тому, что задача создания бомбы была первоочередной, рабочая группа – небольшой, а соответствующая часть канона – периферийной. Опасность заключалась в том, что партия фактически признавала свою власть политической, но не трансцендентной. Никакая другая профессия не обладала таким высоким статусом при такой малой потребности в марксизме-ленинизме, как ученые-атомщики.