Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Евреи были не просто непропорционально представлены на самом верху, выделены (по этой причине) для дискриминации и мечены в качестве чуждого племени – они, в отличие от большинства их коллег-специалистов, имели свой собственный Иерусалим, в который могли вернуться, и многочисленных родственников – реальных или метафорических, – которые были у себя дома за границей. Возвращаясь в свою московскую квартиру с приемов в израильском посольстве, Эстер Маркиш и ее дети чувствовали себя “подавленными: словно бы покидали родину и возвращались на чужбину”. Михаил Агурский, Майя Улановская, Цафрира Меромская и – не в последнюю очередь – Советское государство думали точно так же. Наряду с советскими немцами, армянами и греками, у которых тоже были богатые заграничные родственники, готовые платить за них выкуп, евреи были единственными советскими гражданами – и практически единственными представителями советской профессиональной элиты, – которым разрешалось эмигрировать из СССР. Официальной причиной такой привилегии было существование Израиля – еврейской “исторической родины”[512].

После Шестидневной войны число желающих эмигрировать резко возросло. Государство ответило интенсификацией “антисионистской” кампании и усилением антиеврейской дискриминации в области высшего образования и трудоустройства. Евреи ответили увеличением количества заявлений, режим отплатил введением налога на высшее образование, и так продолжалось, пока Михаил Горбачев не открыл эмиграционные шлюзы (вместе со многими другими) в конце 1980-х годов. Как писал в секретном меморандуме от 30 сентября 1974 года консультант Отдела пропаганды ЦК Л. Оников, “почти все евреи, в том числе и те, у которых и в мыслях нет покинуть нашу страну, а таких подавляющее большинство, пребывает в состоянии психологического напряжения, неуверенности, нервной настороженности – «что будет с нами завтра?»”[513].

Вожди пребывали в недоумении. С одной стороны, любое желание эмигрировать из рая было открытым вызовом истинной вере, а значит, соблазном для верующих и позором перед адом. Как писал Оников: “Факт выезда части евреев из СССР широко используется антисоветской пропагандой для подтверждения своих традиционных клеветнических утверждений о якобы бегстве людей из «коммунистического рая»”. Более того, продолжал он, “выезд части евреев в Израиль отрицательно сказывается и на настроениях других национальностей – части немцев, прибалтов, крымских татар и т. д., которые ставят вопрос – «почему евреи могут переезжать в другие страны, а мы нет?»”. Не менее отрицательно он сказывался на проблеме “утечки мозгов” и политике великих держав на Ближнем Востоке. Как сказал Л. И. Брежнев на заседании Политбюро 20 марта 1973 года, “отпускать не только академиков, но и специалистов среднего звена не следует, не хочу ссориться с арабами”[514].

А с другой стороны, почему бы не избавиться от балласта? В марте 1971 года глава КГБ Юрий Андропов предложил разрешить сценаристу Э. Е. Севеле покинуть страну по причине его “националистических убеждений” и “низких моральных и профессиональных качеств”. По словам Оникова, отъезд “сионистов или националистов иных мастей”, “религиозных фанатиков”, “авантюрно настроенных людей”, “шкурников, мечтающих о частном предпринимательстве, и неудачников, рассчитывающих на лучшую участь”, – “невеликая для нас потеря. Чем скорее уберется из страны подобный элемент, тем будет лучше”. История братца Кролика и тернового куста указывала на опасность подобной логики (Андропов мог порекомендовать разрешение или отказ на одних и тех же основаниях), но партийные руководители исходили из того, что в некоторых случаях польза от выдворения порченых подданных компенсирует чувство досады, которое может вызвать вид их процветания в изгнании.

И наконец, некоторые из вождей были готовы отбить у евреев охоту эмигрировать, предоставив им то, чего им не хватает. Но чего же евреям не хватает? У Брежнева были довольно смутные представления на этот счет. 20 марта 1973 года он сообщил Политбюро, что в Советском Союзе, оказывается, издается журнал на идише: