Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Хотя в поправке Джексона – Вэника (разработанной и проведенной через конгресс начальником штаба сенатора Джексона Ричардом Перлом и начальником штаба сенатора Рибикоффа Моррисом Амитаем) говорилось о свободе эмиграции вообще, относилась она только к евреям. Исключительное право на обращение к государству с просьбой о выездной визе привело к еще большему отчуждению: все евреи стали потенциальными эмигрантами, а значит, потенциальными предателями. Кроме того, оно привело к появлению большой группы псевдосионистов и псевдоевреев: единственным способом уехать из Советского Союза было объявить о желании уехать в Израиль. Исход конца XX века был похож на исход начала XX века тем, что подавляющее большинство эмигрантов предпочитало Америку Палестине; главным отличием было то, что попасть в Америку (или куда бы то ни было еще) можно было, лишь попросившись в Палестину.

Вопрос о том, куда направиться, был важным для одних и не очень важным для других; возможность уехать из Советского Союза была важной для всех. Главным в исходе конца XX века было не убеждение, что Бейлка и Хава выбрали правильно, а убеждение, что Годл выбрала неправильно. Все исходили из того, что социализм оказался трагической ошибкой и что единственный реальный вопрос сводится к тому, следует ли сделать теперь то, что Годл следовало сделать тогда: эмигрировать из ложного рая.

Эмигрировали многие – и до, и после того, как Советское государство согласилось наконец, что социализм был трагической ошибкой. Между 1968 и 1994 годами около 1,2 миллиона евреев покинули территорию бывшего СССР (43 % всего еврейского населения – т. е. более массовый исход, чем тот, в котором участвовали Бейлка и Хава). Первая волна, достигшая Израиля между 1968 и 1975 годами, принесла с собой большинство идеологических сионистов (таких как Маркиш и Агурский) и многих внуков Цейтл из прежней черты оседлости. Следующий поток эмигрантов, в том числе множество внуков Годл, устремился в первую очередь в Соединенные Штаты (90 % эмигрантов из Москвы и Ленинграда отправились в США). Израильское правительство всячески пыталось помешать этому, но Соединенные Штаты вняли его уговорам и согласились значительно снизить эмиграционные квоты для советских евреев лишь после 1988 года, когда доля направлявшихся в Америку достигла 89 %. После падения Берлинской стены Израиль открыл консульства в Советском Союзе, закрыл пористый транзитный пункт в Вене и сумел направить большинство беженцев 1989–1992 годов (крупнейшую группу из всех) на “историческую родину”. К 1994 году 27 % еврейских эмигрантов из СССР воспользовались гостеприимством внуков Бейлки, а 62 % – Хавы[517].

Где бы они ни оказались, потомки Годл остаются верными позднесоветской концепции принадлежности. Большинство из них – евреи по крови, русские по (высокой) культуре и не религиозные вовсе (если не считать культа Пушкина). А это означает, что они не настоящие евреи с точки зрения их американских и израильских благодетелей (многие из которых жестоко разочаровались при встрече). Советские евреи похожи на вывернутых наизнанку марранос (испанских “новых христиан”): публичные евреи, практикующие свою гойскую веру – с ее особыми трапезами, ритуалами и священными текстами – в частном мире своих квартир. Впрочем, это временное состояние, поскольку важнейшей чертой потомков Тевье является сознание того, что они – потомки Тевье. Вернее, все они разделяют важнейшее из верований Тевье: “Гоем всякий может быть, а евреем родиться надо”. Все евреи – евреи “по крови”; остальное – вопрос “абсорбции”. Рано или поздно советские иммигранты в Израиль и Соединенные Штаты “восстановят свое еврейство” – что, разумеется, не означает возврата к вере Тевье (как никакое возрождение не означает рождения заново). В Израиле канон русской интеллигенции вытесняется израильским патриотизмом; в Соединенных Штатах – смесью опротестантившегося иудаизма с сионизмом. Цена высока, но большинство внуков Годл готовы ее заплатить. Поскольку Годл “прожила свою жизнь неправильно”, жизнь, которую она прожила, должна быть забыта. Одна из дочерей Годл, Цафрира Меромская, сформулировала это так: