Эра Меркурия. Евреи в современном мире

Другой революционный путь, “выбор Хавы”, оказался гораздо более успешным. Сионизм одержал победу над коммунизмом, потому что национализм одержал победу над социализмом. Семейственность – универсальное человеческое свойство, а семья – самый фундаментальный и консервативный из всех человеческих институтов (и главный источник религиозной и политической риторики). Все культуры организованы вокруг регуляции полового воспроизводства, а всякое половое воспроизводство – каким бы ни был регулирующий режим – основано на предпочтении одних партнеров другим и своих детей чужим. Все радикальные попытки переделки человеческого рода покушаются на семью, и все либо проваливаются, либо откладываются. Для большинства людей в большинстве обществ “стремление к счастью” означает стремление к особям противоположного пола, размножению и воспитанию потомства, каковые занятия суть очевидные формы дискриминации и неиссякаемые источники семейственности. Никакое представление о всеобщем равенстве не в состоянии примириться с институтом семьи, и никакое человеческое существование с участием мужчин, женщин и детей не в состоянии пережить отмену родства. Христианство, которое призывало своих адептов любить чужих детей так же, как своих собственных, смогло устоять, превратив брак (обет пожизненной дискриминации) в таинство, аналогичное основному институту всех племенных обществ. Коммунизм, слабоумный младший брат христианства, расшиб лоб, поклоняясь всеобщему равенству, и захирел вслед за первым поколением идеалистов, потому что не понял социальной роли семьи и оказался неспособным к самовоспроизводству. В конечном счете оба проиграли национализму, который модернизировал традиционную (генеалогическую) концепцию бессмертия, учредив племенную интерпретацию современного мира и современную интерпретацию племенного существования. Национализм не нуждается в доктрине, потому что он кажется таким естественным. Что бы внуки Хавы ни думали о ее идеализме, жертвенности и греховности, они без труда понимают ее мотивы. Даже самый разочарованный израильтянин никогда не задал бы Хаве безжалостно искреннего вопроса, который преследовал Годл до конца ее дней: “Ты действительно верила в это? Как ты могла?”

Национализм взял верх над коммунизмом, потому что выполнил свои (относительно реалистичные) обещания. Язык Бога стал жизнеспособным разговорным диалектом; часть Земли Обетованной стала государством Израиль; а самые закоренелые и успешные меркурианцы всех времен и народов перековались в новую породу еврейских аполлонийцев. Самому странному национализму Европы удалось превратить “ненависть к себе” (отречение от Тевье) в компетентное национальное государство.

Впрочем, государство получилось очень странное – почти такое же странное, как доктрина, которая его породила. Горделиво западное в сердце “восточной” тьмы и идеологически аполлонийское в контексте западного меркурианства, оно представляло собой единственный пережиток (возможно, наряду с Турцией) интегрального национализма межвоенной Европы в послевоенном мире. Израильский эквивалент таких политически нелегитимных концепций, как “Германия для немцев” и “Великая Сербия”, “еврейское государство” воспринимается как нечто само собой разумеющееся и в самом Израиле, и за его пределами. (Исторически большинство европейских государств – тоже мононациональные образования с племенными мифологиями, но после 1970-х годов это обстоятельство принято прикрывать разного рода “мультикультурными” законами и заявлениями, которые делают европейские государства внешне похожими на Соединенные Штаты.) Риторика этнической однородности и этнических депортаций, табуированная на Западе, – обыденный элемент израильской политической жизни. И, вероятно, никакое другое европейское государство не смогло бы избежать бойкотов и санкций, проводя политику территориальной экспансии, внесудебных убийств, уничтожения жилищ, строительства стен и бантустанов, создания поселений на оккупированных территориях и использования смертоносного оружия против демонстрантов. Верно, впрочем, и то, что никакое другое европейское государство не находится в состоянии перманентной войны. Как верно и то, что никакое другое европейское государство не обладает столь сильным воздействием на моральное воображение Запада.