Развивающееся европейское общество в конце XVI в., таким образом, столкнулось с периодическими нехватками зерна и постоянно растущей нехваткой рабочих рук. Официальные меры по преодолению нехватки зерна были стандартными и очевидными – это были попытки контролировать рынки и цены и создание государственных зернохранилищ в крупных городах. Европейские землевладельцы также обнаружили, что все выгоднее становится выращивать какое-то количество зерна самим. В благоприятных регионах, таких как Пуэбла в Новой Испании и Антьокия в Новой Гранаде, с самого начала производили пшеницу для продажи в близлежащих городах или в портах для снабжения кораблей. Ближе к концу века все больше хозяйств уже имели пахотные земли, что неизбежно оказывало влияние на владения индейских деревень. Жесткое законодательство запрещало захват земли у индейцев и ограничивало их передачу иными путями; но индейских старейшин можно было подкупить, и никакие законы не могли помешать отчуждению земли по взаимному согласию или ее продаже на явно договорной основе. У крестьян, которые потеряли свои земли, не было другого выхода, кроме как оставаться на ней в качестве работников и полурабов-арендаторов. Таким арендаторам товары и деньги часто выдавались авансом землевладельцами на тех условиях, что они будут возвращены в виде труда. Эта практика приводила к кабале, долговому рабству, которые местная традиция переводила в разряд неизбежного наследного бремени. Широкомасштабное пахотное земледелие испанцев, таким образом, способствовало упадку индейского общинного сельского хозяйства и распространению самостоятельных европейских хозяйств – латифундий.