Эрик Сати

Внутри была «смесь из веселья и серьезности без особых правил», хозяева общались с посетителями в интерьерах, заваленных фальшивыми средневековыми и псевдоренессансными предметами искусства и мебелью: грубые стулья, витражи, доспехи, маски, имитации гобеленов и невероятное количество картинок с котами и кошками. Передняя комната была открыта для всех, тогда как задняя, известная как «институт» (шутливый намек на Французскую академию) была одной из первых версий VIP-помещений и предназначалась для завсегдатаев; также она использовалась для работы над собственной иллюстрированной газетой Le Chat Noir. Редакторами были Эмиль Гудо и Альфонс Алле, а художественными редакторами – Анри Ривьер и Жорж Ориоль, в газете публиковались сатирические статьи на общественные и политические темы, иллюстрации рисовали Адольф Вилетт, Каран д’Аш и Теофиль-Александр Стейнлен. До сих пор большой популярностью пользуется рекламный плакат кабаре, нарисованный Стейнленом и изображающий довольно-таки зловещего черного кота, восседающего на красном камне.

Газета была не единственным выходом для страсти к творчеству. Салис, пренебрегая законом, запрещавшим музыку в кабаре, – именно это и должно было отличать кабаре от кафе и кафешантанов, где музыка считалась обязательным номером программы, – поставил в Le Chat Noir фортепиано и теперь по вечерам наряду со стихами исполнялись и песенки. После того как кабаре переехало в более просторное помещение на улицу Лаваль, спектр развлечений расширился до театра теней – спектакли ставились в комнате под крышей. Вечером 28 декабря 1887 года состоялась премьера пьесы для театра теней – невероятно честолюбивой по замыслу и роскоши оформления: это была пьеса Ривьера по роману Флобера «Искушение святого Антония», состоявшая из сорока сцен и рекламируемая как «феерия большого спектакля». В этой пьесе впервые были использованы цветные проекции, был музыкальный аккомпанемент в исполнении ансамбля, состоявшего из исполнителя на фисгармонии и четырех ударников, сам спектакль вели два рассказчика, изображавших «античный хор»[41]. Похоже, что именно эта премьера и привлекла Сати в кабаре Le Chat Noir, где его познакомили с Салисом. Как позже вспоминал Латур, друг Эрика Сати водопроводчик Виталь Оке, печатавший стихи под псевдонимом Нарцисс Лебо, «вальяжно произнес: “Эрик Сати, гимнопедист!”, на что Салис, поклонившись как можно ниже, ответил: “Это весьма изысканная профессия!”»[42].

Набросок Сантьяго Русиньоля, изображающий Сати за фисгармонией, 1891

Сати, уже сделавший к моменту встречи первые наброски «Гимнопедий», ставших впоследствии известными, мгновенно почувствовал себя в своей тарелке и обрел второй дом. Без сомнения, ему пришелся по вкусу эклектичный декор, так точно соответствовавший его собственным фантазиям о прошлом, и также ему было приятно сразу попасть в число «завсегдатаев», где было несколько его земляков из Нормандии, например Альфонс Алле, который был хоть и старше Сати на десять лет, но жил в Онфлёре на той же улице и ходил в ту же школу, что и Эрик. Кроме того, туда приходили художники Жорж де Фёр и Марселен Дебутен, поэты Шарль Кро и Жан Ришпен, певцы Поль Дельме, Морис Мак-Наб и Венсан Испа и, конечно же, пресловутый Аристид Брюан, чьи грубоватые сценические манеры идеально сочетались с малопристойными текстами песен, которые он исполнял. Через несколько недель после своего первого посещения кабаре Сати был принят туда на работу в качестве «второго пианиста», заменив Динам-Виктора Фюме. Эта новая должность и в более широком смысле вся атмосфера кабаре вызвали значительные изменения в облике и нраве Сати; Латур вспоминает, что композитор, «бывший робким и сдержанным, вдруг высвободил хранившийся до того под спудом экстравагантный юмор»[43]. Сати кардинально изменил внешний вид и, следуя «обычаям Le Chat Noir», отпустил длинные бороду и волосы. Что касается вещей, Латур пишет, что Сати в исступлении полностью уничтожил свой скромный гардероб:

Как-то раз он собрал все свои вещи, скатал их в шар, сел на него, протащился на нем по полу, потоптался на нем и вылил на него все, что было в доме, превратив вещи в настоящие лохмотья; потом продырявил шляпу, порвал туфли, разорвал галстук на ленточки и вместо своих прекрасных льняных сорочек купил ужасные фланелевые[44].

После произведенной чистки гардероба Сати начинает носить униформу парижской богемы: цилиндр, широкий виндзорский галстук, темные брюки и длинный сюртук. По воспоминаниям друга Сати, декоратора и мебельщика Франсиса Журдена, композитор превратился в «денди, из тех, кто замечает предписания моды только для того, чтобы их нарушать»[45].