Эрик Сати

Подобные трения возникали между Сати и Дебюсси постоянно, но их отношения были одними из самых длительных и сложных в жизни Сати. Тесная дружба между двумя мужчинами вызывала различные спекуляции у более поздних исследователей творчества композитора, в том числе и на тему сексуальной ориентации Сати и возможности того, что в отношениях Сати и Дебюсси имелись романтические и физические аспекты. Современники были более сдержанны: Луи Лалуа, например, знакомый с ними обоими, считал, что у них «бурная, но нерушимая» дружба, основанная на «музыкальном братстве»[52]. Совсем недавно, в 1982 году, Марк Бредель составил психологический профиль Сати, в котором оспорил тезис о том, что композитор был «скрытым гомосексуалом», глубоко привязанным к Дебюсси[53]. Так как не сохранилось ни одного письма или документа, полностью проливающего свет на природу их личных отношений, то этот вопрос, как и прежде, остается открытым для различного рода предположений, но в чем нет сомнений, так это в их тесном творческом сотрудничестве и обмене идеями. Дебюсси был не намного старше Сати, но являлся гораздо более известным композитором; он не только помог Сати войти в официальные музыкальные круги, как, например, Национальное музыкальное общество, но и познакомил его с издателями и другими представителями музыкального мира Парижа. Со своей стороны, причем совершенно неожиданно, Сати привлек внимание Дебюсси к новым идеям и композиторским подходам: «Сарабанды» Сати, написанные в 1887 году, стали моделью для «Сарабанды» Дебюсси, сочиненной семь лет спустя, а музыка детского балета Дебюсси «Ящик с игрушками» (1913) содержит фрагменты популярных мелодий и отрывки из известных опер, переработанные в «кафешантанном» стиле Эрика Сати 1890-х. Но, наверное, более известен случай с оперой Дебюсси «Пеллеас и Мелизанда», премьера которой состоялась в 1902 году, хотя работа над ней началась примерно лет на десять раньше. Как писал Кокто в 1920-м, за идею оперы Дебюсси должен был благодарить Сати: как-то раз Дебюсси спросил Сати, над чем тот сейчас работает, и он ответил, что подумывает написать музыку к пьесе бельгийского символиста Мориса Метерлинка «Принцесса Мален», но не знает, как получить согласие автора. «Несколько дней спустя, – вспоминает Кокто, – Дебюсси, заручившись одобрением Метерлинка, начал работу над “Пеллеасом и Мелизандой”»[54]. В действительности же Кокто напутал: Дебюсси написал Метерлинку по поводу «Принцессы Мален» (не «Пеллеаса»), но Метерлинк отказал, так как уже дал согласие Венсану д’Энди. Идея написать музыку именно к «Пеллеасу и Мелизанде» пришла позже, когда через год – в 1893-м – Дебюсси прочел эту пьесу Метерлинка. В более широком смысле Сати, несомненно, приложил руку к «импрессионистской» эстетике Дебюсси, и известно, что он советовал Дебюсси искать стимул в изобразительном искусстве: «Почему бы не воспользоваться репрезентативными методами Клода Моне, Сезанна, Тулуз-Лотрека и так далее? Почему бы не переложить их на музыку? Нет ничего проще ‹…› Это была бы исходная точка для экспериментов»[55].

Вопрос о взаимном влиянии остается спорным, детали первой встречи двух композиторов канули в Лету, но одно несомненно – в 1892-м они уже были друзьями. В этом году Дебюсси подписал экземпляр своих «Пяти стихотворений Бодлера»: «Эрику Сати, доброму средневековому музыканту, заблудившемуся в нашем веке к радости его друга К. А. Дебюсси». В ответ Сати подарил Дебюсси одно из своих недавних сочинений, подписав его: «доброму старому сыну Кл. А. Дебюсси от его брата в Господе Эрика Сати». Портрет Дебюсси, который Сати набросал для Vanity Fair в 1922-м, можно отнести ко времени их знакомства в 1891-м или 1892 году: «Увидев его впервые, я почувствовал, что меня просто тянет к нему, и я хочу провести рядом с ним всю жизнь. Тридцать лет я испытывал радость от того, что мое желание осуществилось ‹…› кажется, что мы всегда знали друг друга»[56].