Эрик Сати

Шесть «Гносиенн» составляют довольно беспорядочную группу. Пьесы сочинялись примерно в течение десятилетия: первая была написана еще по следам посещения Сати в 1889 году павильонов Всемирной выставки, в 1890-м были готовы еще две (сейчас эти три пьесы известны как «Три Гносиенны»), затем одна пьеса была написана в 1891 году, и самые последние были закончены в 1897-м. Эти короткие танцевальные пьесы несут следы влияния восточной музыки в исполнении румынского ансамбля, который Сати слышал на Всемирной выставке в 1889 году, – например, использование целотонной и других необычных гамм. В то же самое время мелодия покоится на медленно меняющихся тонике, доминанте и субдоминанте в аккомпанементе, как это было в «Гимнопедиях». Данное сходство заставляет многих музыковедов предполагать, что эти два танцевальных цикла принадлежат к одному классическому миру. Типична точка зрения, которой придерживается Алан Гилмор: «Похоже, что античная греческая культура и в этот раз была источником довольно странного названия пьес ‹…› Это явная аллюзия на Кносский дворец царя Миноса на Крите, который тогда как раз был модной темой в новостях»[85]. Другое вполне правдоподобное предположение основано на глубоком интересе Сати к религии и оккультизму, и в особенности на его увлечении гностицизмом, возрожденным во Франции в 1890 году Жюлем Дуанелем. Гностицизм, основанный на принципах духовного просвещения, соглашался с идеями розенкрейцеров, и, следовательно, Сати чувствовал свое родство с этим религиозным течением.

«Гносиенны» являются важным маркером в творчестве Сати еще и потому, что именно в них композитор впервые стал вплетать образный текст в музыкальную ткань произведения. Так, например, первая «Гносиенна», помимо традиционного указания темпа «медленно», содержит ремарки «очень робко», «вопросительно», «кончиком ваших мыслей» и «ставьте условия внутри себя». В первом приближении юмор заключается в разрушении обыденного смысла, но еще более глубокая ирония распознается в искаженном языке, одновременно непроницаемом и недвусмысленном. Прозаично расплывчатые, но поэтически точные указания являют собой значительные, однако часто упущенные из виду музыкальные инновации, которые восстанавливают связь между композитором и исполнителем, заставляя последнего бороться с внутренней многогранностью смыслов, а не зацикливаться на решении чисто технических трудностей интерпретации.

Шестая «Гносиенна» также маркирует конец паузы в творчестве Сати, продлившейся около двух лет, в течение которых, как вспоминал Грасс-Мик, Сати «абсолютно ничего не делал ‹…› Я не видел, чтобы он работал, или писал, или делал эскизы»[86]. Может быть, композитор был расстроен событиями в дружеском кругу: в 1897 году умер Рудольф Салис и кабаре Le Chat Noir закрылось. Однако в 1897-м произошло и более радостное событие: состоялась премьера первой и третьей «Гимнопедий» в оркестровке Дебюсси. Пьесы были хорошо приняты публикой, что побудило Сати вернуться к занятиям композицией: он сочинил цикл из шести фортепианных пьес, известных под общим названием «Холодные пьесы», что навевает мысли о неотапливаемой комнате-«шкафе», где Сати писал их. Пьесы разделены на две группы по три пьесы в каждой, с подзаголовками «Мелодии для побега» и «Танцы навыворот». Здесь Сати впервые применил прием музыкального заимствования как основной способ сочинения. Сати, как мы помним, включил чужую мелодию в свою самую первую пьесу – в небольшом Allegro для фортепиано можно услышать фрагменты песенки «Моя Нормандия». В «Холодных пьесах» концепция заимствования стала более изысканной, трансформировавшись от цитирования к пародии. Этот сдвиг происходит во второй «Мелодии», где Сати использует хорошо известную нортумберлендскую народную песню The Keel Row («Лодки в ряд»). Вместо того чтобы просто процитировать бойкую мелодию, Сати берет легко узнаваемый ритм, затем пересочиняет и гармонизирует заново мелодию как будто для того, чтобы скрыть источник[87]. В результате новая пьеса явно напоминает оригинальную мелодию, но в то же самое время представляет ее в заново изобретенном и перегруппированном виде. Роджер Шаттак написал, что «в первый раз музыка Сати [звучит] не как средневековая, греческая или яванская, а как парижская», то есть «как сам Сати»[88]. Композитор был настолько вдохновлен своими «Холодными пьесами», что решил их оркестровать, но забросил это дело после девятнадцати неудачных попыток.