Эрих и школьная радиостудия

— Опять ты обиделся… Можно репетировать у себя дома. Мы все так делаем.

— Отец выгонит меня вон, как только я начну.

— Ну, пойди в какой-нибудь класс.

— Нет, это нужно делать перед микрофоном. Вы все в него говорили, кроме меня. Вы же меня не пустили.

— Все равно мы не можем его включить.

— И не надо; мне бы только говорить в него, — понимаешь? Тебе это уже знакомо, а когда я в первый раз встану перед микрофоном, я обязательно начну заикаться. Но вы всегда только и думаете о себе. Никто со мной не дружит, никто не говорит со мной по-человечески. Сто́ит мне только открыть рот, все кричат: «Ах, опять Эте, ну что ему еще надо?» Я вообще больше не произнесу ни звука, все равно это бесполезно. — И он нерешительно шагнул к дверям.

Юрген вспомнил о директоре и его словах. Надо дать Эте какое-нибудь задание.

— Ну ладно, — неохотно произнес Юрген. — Только при одном условии: до аппаратуры не дотрагиваться.

Эрих обернулся. Лицо его так и расплылось в улыбке.

— Ясно!

Юрген дал ему ключ.

— Положи ключ потом на полку в коридоре, чтобы я мог сразу найти его завтра утром. Поверни ключ в замке два раза и смотри, чтобы ничего не случилось.

Эрих остался один. Он прислушивался к удалявшимся шагам Юргена, и лишь когда они стихли, почувствовал себя в безопасности. Мальчик осмотрелся вокруг, — дверцы шкафа были заперты, ему не удастся ни до чего добраться. Оставался только микрофон.

Эрих встал перед ним, откашлялся и заговорил:

— Внимание! Внимание! Говорит Среднегерманская радиовещательная станция.

Затем он замолчал и вынул из кармана записную книжку. Пробормотав разок свои стихи себе под нос, он вытянул шею и снова заговорил в микрофон:

— Говорит школьная радиостудия «Счастливое будущее». Пионер Эрих Рауэ прочтет веселое стихотворение, которое он сам сочинил:

«У моей головы есть два глаза и два ушка́,
Чтобы можно было ее отличить от горшка.
Посредине имеется рот и нос,
А сверху растет много волос…»

Но ему не удалось дочитать стихи до конца, — чей-то громкий голос спросил:

— Что ты тут делаешь?

Эрих испуганно поднял глаза. В дверях стоял его отец.

— Я… я репетирую, — запинаясь, ответил Эрих и незаметно сунул записную книжку в карман.

— А мы должны ждать тебя с завтраком целый час? Сию минуту отправляйся домой! Слышишь? И вообще, как ты сюда попал?

— Юрген оставил мне ключ, — ответил встревоженный Эрих. — Я должен положить его на полку в коридоре.

— Ах вот оно что! Господин директор запросто отдает ребятам свои ключи! А потом будет удивляться, если что-нибудь украдут. Черт знает что такое… Ну, выметайся отсюда! Тетка ждет тебя. Она еще задаст тебе на орехи!

— Но…

— Давай ключ; я сам положу его потом на полку. Я хочу спокойно рассмотреть все эти штуки, — сказал комендант и показал сыну на дверь. Эрих выскользнул из комнаты.

Директор Бруммерт в мастерской

Бруммерт, погруженный в раздумье, торопливо и размашисто шагал к трамвайной остановке, — это бывало с ним довольно часто. В трамвае кондукторше пришлось три раза обратиться к нему, пока он не вздрогнул растерянно и не отдал ей давно приготовленные деньги. Бруммерт улыбнулся, извиняясь, и кондукторша тоже ему улыбнулась. Он следил за тем, как она бойко шла по вагону и собирала плату за проезд. Потом Бруммерт стал смотреть в окно и заметил на Хауптштрассе новый жилой дом. Дальше появился еще один дом; по его свежей окраске видно было, что еще недавно он стоял в лесах. О, да, теперь каждый замечает, что создали многие тысячи рук, трудившиеся повсюду в разрушенном городе, убирая развалины и строя новые здания.

В один январский день 1945 года, когда уже был ясен исход войны, американские бомбардировщики опять налетели на город, который и так тяжело пострадал. Они явились с севера и словно разостлали вдоль Хауптштрассе, тянувшейся через весь город, с севера на юг, пятикилометровый ковер из взрывных и зажигательных бомб. Много жилых домов, церквей, общественных зданий, школ, больниц, музеев было разрушено в эту ночь, тысячи людей погибли, тысячи людей остались на всю жизнь калеками. Не тронули только настоящих виновников войны. Фашистский крайслайтер, высшее начальство штурмовиков, эсэсовцев, гитлеровской молодежи, директоры крупных оружейных заводов «случайно» не были в городе именно в эту ночь; они пировали в загородном замке, у владельца одного из дворянских поместий. Услыхав о налете, они вышли на террасу, спокойно всматриваясь в красное зарево, окружавшее на горизонте пылающий город. Франц Бруммерт потерял в ту ночь жену и обоих детей. Но об этом он узнал позднее, вернувшись из плена.