Эркюль Пуаро и Шкатулка с секретом

– Вот как? Что ж, вечер сегодня выдался необыкновенный, так что я не возьму на себя смелость выступать в роли пророка, однако бодритесь, Кэтчпул. Вы не обратили внимания на то, с какой скоростью наш доблестный законовед истребил за обедом своего цыпленка? Газы – вот что это такое; газы скопились и распирают кишечник изнутри, а страдальцу кажется, будто это черти рвут на части его утробу. Рискну предположить, что я в считаные секунды избавлю его от этих мучений одним нажатием пальца в определенную область его анатомии!

– Только потом проследи, пожалуйста, за тем, чтобы не касаться этим самым пальцем моей анатомии, – предупредила его Клаудия, и Дорро тут же набросилась на нее с упреками в вульгарности.

– Доктор Кимптон, поднимитесь, пожалуйста, к мистеру Рольфу безотлагательно, – сказал Пуаро. – А вы, Кэтчпул, идите с ним.

– Пойду, но это еще не всё: Гатеркола и Софи Бурлет нет в их спальнях. Где они, я не знаю.

– Мы с виконтом Плейфордом их поищем, – сказал Пуаро. – А вы, дамы, оставайтесь пока здесь, в этой комнате. Хорошо?

– Если вы настаиваете, – сказала Клаудия. – Однако вам не кажется, что вы немного перебираете? Ничего страшного ведь не случилось, просто мистер Рольф переел. Или у вас есть причина подозревать, что с Гатерколом и Софи Бурлет что-то произошло?

– Надеюсь, что нет, – отозвался Пуаро.

Идя наверх следом за Кимптоном, я слышал, как Клаудия говорила Дорро:

– Это мне впору бегать по лесам в поисках пропавшей сиделки и юриста, пока этот чокнутый бельгиец сидит тут и сходит с ума, точно истеричная девчонка!

Когда мы с Кимптоном вошли наконец к Рольфу, тот уже был желт, как лимон. Он лежал на спине наискосок кровати, свесив одну ногу почти до пола. Его вид так встревожил меня, что я даже спросил у Кимптона:

– Как, по-вашему, это яд?

– А что же еще? – простонал Рольф. – Умираю! Нечем дышать!

– Ну да, яд, как же! – отвечал Кимптон отрывисто, беря руку больного и нащупывая пульс. – Не пройдет и часа, как с вами все будет в полном порядке – таков мой прогноз. А пока повернитесь-ка на бок… Так… колени к груди… Чем плотнее, тем лучше.

– Говорю вам, я не могу двигаться!

– Хм. – Кимптон задумчиво потер подбородок. – Вы, конечно, не дадите мне сесть вам на живот, верно?

Рольф взвыл, словно раненый зверь. Глаза у него выпучились, он пробовал сесть. Однако его попытка провалилась, и он со стоном упал навзничь.

– Я их слышал! – сказал он.

– Кого именно? – Кимптон, разминая пальцы рук, двинулся к простертому на кровати адвокату с таким видом, словно тот был роялем, на котором ему предстояло сыграть концерт. Мне он сказал: – Тут главное понять, куда именно погрузить спасительный палец. У пациентов нормальных размеров органы расположены значительно ближе к коже.

– Я слышал, как они сплетничали обо мне, – прохрипел Рольф, заливаясь потом, капавшим с его лба на наволочку. – Он говорил, что я должен умереть, что это неизбежно. А потом они заговорили о похоронах!

– Ешьте меньше, жуйте дольше, и тогда вас еще долго не придется хоронить, уверяю, – произнес Кимптон, склоняясь над правым боком адвоката, и снова согнул пальцы.

– Погодите, – сказал я. – Мистер Рольф, что именно вы слышали и чьи слова это были?

– Что? – заорал на меня Рольф. – Хоронить придется в открытом гробу, вот что они сказали. «Открытый гроб: выбора нет». Значит, яд. Так я и догадался. Когда кого-то травят… Ох, как больно! Доктор Кимптон, да врач вы или нет?

– Разумеется! – отвечал тот и стремительно погрузил свой указательный палец куда-то в южные регионы необъятного адвокатского живота.

Рольф испустил дикий вопль. Я отшатнулся. Снаружи раздались чьи-то голоса: говорили двое.

– Ха! – торжествующе воскликнул Кимптон. – Попал с первого раза! Крепитесь, старина, скоро вам станет легче.

Я распахнул окно.

– Пуаро? Это вы? – крикнул я в ночь.

– Oui, mon ami. Это мы с виконтом.

– Эй, наверху, привет! – крикнул Гарри Плейфорд так весело, словно это не его лишили наследства не далее чем сегодня вечером.

– Скорее идите сюда. Рольфа, возможно, отравили.

Адвокат не договорил, но я понял, что он имел в виду: если кому-то непременно нужно, чтобы человека хоронили в открытом гробу, то его лучше всего отравить – яд ведь не повреждает лицо.

– Какая чушь, Кэтчпул. – Кимптон явно разочаровался во мне. – Мой диагноз был верен: газы в кишечнике. Приглядитесь к нему: он уже перестал потеть. Скоро и боль пройдет. Что-то вы не очень наблюдательны для полицейского, а?

– Вы ошибаетесь, – ответил я холодно.

– Но одного вы все же не заметили: все, что происходит с Орвиллом Рольфом, никогда не бывает по вине самого Орвилла Рольфа. Стул под ним скрипит потому, что его делал негодный мастер; ноги болят потому, что башмаки нынче шьют уже не такие, как прежде; а болями в животе он обязан некоему мифическому отравителю, а вовсе не своему маниакальному стремлению во что бы то ни стало сглотнуть всего цыпленка целиком, да еще за доли секунды. Ну, посмотрите же на него!

Рольф уже похрапывал, лежа на кровати.

Вошли Дорро и Клаудия Плейфорд.