– Ладно, друг мой, скажите мне лучше, что вы думаете о фактах, которые всплыли во время дознания?
– По-моему, мы не услышали ничего нового.
– Неужели вас ничто не удивило?
Я сразу подумал о показаниях Мэри Кавендиш.
– Что, например?
– Ну, скажем, выступление Лоренса Кавендиша.
У меня стало легче на душе!
– А, вы говорите о Лоренсе? Но ведь он всегда отличался излишней впечатлительностью.
– И тем не менее, вас не удивило его предположение, что причиной смерти миссис Инглторп могло быть лекарство, которое она принимала?
– Нет. Хотя врачи и отвергли такую возможность, но для человека неискушенного подобное предположение было вполне естественным.
– Но мосье Лоренса трудно назвать неискушенным, вы же сами мне говорили, что он изучал медицину и даже имеет врачебный диплом.
– А ведь действительно! Мне это не приходило в голову. В таком случае его слова
Пуаро кивнул.
– С самого начала в его поведении было что-то непонятное. Из всех обитателей дома он единственный должен был сразу распознать симптомы отравления стрихнином, но случилось наоборот – лишь он один до сих пор допускает возможность естественной смерти; если бы это предположение выдвинул Джон, я бы не удивился. Он не специалист и к тому же немного тугодум по натуре. Но Лоренс – это совсем другое дело. Тем не менее он выдвинул предположение, абсурдность которого должен был понимать лучше других.
– Да, странно.
– А миссис Кавендиш! Она ведь тоже не рассказывает всего, что знает. Как вы это расцениваете?
– Для меня ее поведение совершенно непонятно... Не может же она выгораживать Инглторпа? Хотя внешне это выглядит именно так...
Пуаро задумчиво кивнул.
– Согласен. В одном лишь я не сомневаюсь. Сидя у раскрытого окна, миссис Кавендиш слышала гораздо больше, чем те несколько фраз, о которых говорила.
– И в то же время трудно поверить, что Мэри могла намеренно подслушивать чужой разговор.
– Правильно.
Я удивленно взглянул на Пуаро – дались ему эти полчаса!
– Да, сегодня выяснилось много странных фактов, – продолжал мой друг. – К примеру, доктор Бауэрстайн,
– Кажется, у него бессонница, – неуверенно ответил я.
– Объяснение и хорошее и плохое одновременно, – заметил Пуаро. – Оно оправдывает многое, но не объясняет ничего. Надо будет присмотреться к нашему умному доктору Бауэрстайну.
– Еще какие-нибудь огрехи в показаниях? – шутливо спросил я.
–
– Пуаро, вы увлекаетесь! Допустим, что Лоренс и миссис Кавендиш не были до конца искренни, но уж Джон и мисс Говард, без сомнения, говорили только правду.
– Оба? Ошибаетесь, друг мой, только один из них!
Я даже вздрогнул от этих слов. Мисс Говард, хотя и говорила всего пару минут, произвела на меня такое сильное впечатление, что я бы никогда не усомнился в ее искренности. С другой стороны, я очень уважал мнение Пуаро, за исключением, правда, тех случаев, когда он проявлял свое дурацкое упрямство.
– Вы так думаете? Странно, мне мисс Говард всегда казалась на редкость честной и бескомпромиссной, порой даже чересчур.
Пуаро бросил на меня какой-то странный взгляд, значение которого я так и не понял. Он хотел что-то сказать, но передумал.
– А мисс Мердок, – продолжал я, – уверен, что и
– А вам не кажется странным, что она не слышала, как в соседней комнате с грохотом упал столик, в то время как миссис Кавендиш в другом крыле здания слышала это отчетливо?
– Ну, она молодая и спит крепко.
– Что верно, то верно! Соня каких мало.
Я не успел ответить на эту бесцеремонную реплику, поскольку в этот момент во входную дверь постучали, и, выглянув в окно, мы увидели, что двое детективов поджидают нас внизу.
Пуаро взял шляпу, лихо завернул кончики усов и смахнул с рукавов несуществующие пылинки. Потом мы спустились вниз и вместе с детективами отправились в Стайлз.
Появление полицейских из Скотленд-Ярда вызвало некоторое замешательство среди обитателей усадьбы. Особенно это касалось Джона, хотя после объявления присяжными приговора, он должен был ожидать всего.
По дороге Пуаро о чем-то тихо беседовал с Джеппом, и, как только мы оказались в усадьбе, инспектор потребовал, чтобы все обитатели дома, за исключением прислуги, собрались в гостиной. Я сразу понял, в чем дело: Пуаро всегда был неравнодушен к внешним эффектам.
Меня мучили сомнения по поводу того, что затеял мой друг – он может сколько угодно утверждать, что Инглторп невиновен, но Саммерхей не из тех, кто поверит ему на слово, и я опасался, что Пуаро не сможет предоставить достаточно веские доказательства.