Эркюль Пуаро

– Это было первое крупное дело Пуаро. Несомненно, если бы не он, убийца остался бы безнаказанным. Это была замечательная работа по расследованию.

Я коротко обрисовал дело, закончив его описанием победной и неожиданной развязки. Девушка слушала, как зачарованная. Фактически мы были так поглощены разговором, что не заметили, как поезд прибыл в Кале.

– Боже мой! – воскликнула спутница. – Где моя пудреница?

Девица принялась щедро пудриться, потом намазала губы помадой, обозревая полученный эффект в маленькое зеркальце. Она одобрительно улыбнулась и убрала его вместе с карманным несессером в сумочку.

– Теперь лучше! Следить за своей наружностью – такая волынка! Но если девушка себя уважает, она не должна распускаться.

Я подозвал двоих носильщиков, и мы вышли на перрон. Спутница протянула мне руку.

– Прощайте, я обещаю, что буду следить за своими выражениями в будущем.

– Но разве вы не позволите мне помочь вам сесть на пароход?

– Может быть, мне не надо будет садиться на пароход. Я должна сначала найти свою сестру. Но я благодарна вам все равно.

– И все же мы должны снова встретиться, не правда ли? Я... – я заколебался. – Я хочу познакомиться с вашей сестрой.

Мы оба рассмеялись.

– Мило с вашей стороны. Я передам ей это. Но, мне кажется, нам не стоит встречаться, хоть вы и хорошо отнеслись ко мне во время нашей поездки, несмотря на то, что я нагрубила вам. Но то, что было написано на вашем лице в самом начале, абсолютно верно. Я не вашего поля ягода. А это приводит к беде, я-то достаточно хорошо это знаю.

Ее лицо изменилось. На мгновение вся беспечная веселость исчезла с него. Оно стало взрослым.

– Итак, прощайте, – заключила она более мягким тоном.

– Неужели вы даже не скажете мне свое имя? – вскричал я, когда она повернулась, чтобы уйти.

Девушка оглянулась через плечо. На ее щеке играла ямочка. Она была словно прелестная картина Грёза.

– Синдерелла, – произнесла она и весело засмеялась.

Признаться, я мало верил в то, что мне придется встретиться с Синдереллой снова.

2 ОБРАЩЕНИЕ ЗА ПОМОЩЬЮ

На следующий день ровно в 9:05 утра я вошел в нашу общую столовую, намереваясь позавтракать.

Мой друг Пуаро, будучи, как всегда, пунктуальным, только что начал очищать скорлупу со второго яйца.

Увидев меня, он просиял.

– Вы хорошо спали? Вы пришли в себя после столь ужасной переправы? Удивительно, что вы появились почти вовремя к столу в это утро. Pardon[37], но ваш галстук сбился. Разрешите мне его поправить.

Я уже описывал Эркюля Пуаро в других записках. Необыкновенный человек! Рост 5 футов 4 дюйма, голова яйцевидной формы слегка наклонена набок, глаза, загорающиеся зеленым огнем в минуты волнения или гнева, жесткие военные усы и колоссальное чувство собственного достоинства! Пуаро очень аккуратен и всегда щегольски одет. У него врожденная страсть к порядку любого рода. Если он увидит у кого-нибудь криво приколотое украшение, пылинку или беспорядок в одежде, то будет мучиться до тех пор, пока не исправит. «Порядок» и «логика» – его боги. Он питает нескрываемое презрение к таким вещественным доказательствам, как следы ног или папиросный пепел, и утверждает, что в отрыве от других улик они никогда не помогут детективу разоблачить преступника. Распутав сложное дело, Пуаро может радоваться, как ребенок, при этом любит постучать пальцем по своей яйцевидной голове и поучительно произнести: «Настоящая работа происходит там. Решают все маленькие серые клеточки, запомните это, mon ami!»

Я занял свое место за столом и в ответ на приветствие Пуаро вскользь заметил, что часовая поездка по морю от Кале до Дувра вряд ли может быть квалифицирована как «ужасная».

Пуаро замахал чайной ложкой, выразительно опровергая мое замечание.

– Несомненно! Если в течение часа человек испытывает самые ужасные ощущения и эмоции, это значит, что он прожил много часов! Весьма образно сказал один из ваших английских поэтов, что время исчисляется не часами, а ударами сердца.

– Мне кажется, что Браунинг имел в виду все-таки нечто более романтическое, чем морская болезнь.

– Это потому, что он был англичанином. О, вы – англичане! У нас все иначе.

Неожиданно он замер и драматическим жестом указал на тостер.

– Вот, например, ну уж это слишком! – воскликнул он.

– Что случилось?

– Этот ломтик. Вы заметили его или нет? – Он выхватил удививший его кусочек хлеба из тостера и протянул мне для обозрения.

– Разве он квадратный? Нет. Треугольный? Снова нет. Может быть, круглый? Нет. Имеет ли он хоть какую-нибудь форму, приятную для глаз? Где здесь симметрия? Отсутствует.

– Этот ломтик отрезан от круглой булки, Пуаро, – пояснил я спокойно.

Пуаро бросил на меня презрительный взгляд.

– Как сообразителен мой друг Гастингс! – произнес он саркастически. – Понимаете вы или нет, что я запрещаю подавать такой хлеб. Это бесформенная булка, кое-как слепленная, которую ни один пекарь не должен иметь права выпекать!

Я попытался переменить тему разговора, указав на принесенную им почту.