— Бесконтрольное расширение Леса, — говорит он, — убивает, прежде всего, нас самих. Лес не может насытиться, это бездонная бездна. Но чем больше крови он получает, тем быстрее растет его аппетит. Тем быстрее растет сила и жажда крови. Тем быстрее расширяется мертвый круг. За правление моего отца внешние границы расширились на четверть, за счет присоединения новых земель. Мертвый круг увеличился более чем на треть, подступив почти к Торенхоллу. Кенриль давно отстроил новый замок, нам тоже пора. Но суть в том, что щедро кормя Лес кровью, мы, тем самым, кормим тварь внутри себя. Еще лет сто назад медленное превращение любого из лордов в тварь — было редкостью. Сейчас этим уже никого не удивишь. Ильгар мертв, но и мы мертвы тоже, никто из нас не способен покинуть Лес. Ты знаешь, что Свельг пытался сбежать в Ивиле? Да. Хотел свободы. И вернулся через неделю, приполз с невыносимой головной болью, Лес тянул его назад. А ведь это Свельг, не я, Лес даже не коснулся его.
Это страшно.
Нет, Эрлин, пожалуй, все знает сама, но слышать — страшно. Так, словно они все обречены.
— А если отказаться от войны? — говорит она.
Хёнрир фыркает.
— Если не кормить Лес кровью, то он с утроенной силой примется за нас самих. Переварит и двинется дальше, на одних тварях, которых уже ничего не будет сдерживать. Так что нужен баланс.
Страшно.
— Твой отец, Эрлин, прекрасно понимает это, — говорит Хель. — Но считает, что мир большой и на его век хватит. А успешные завоевания обеспечат ему любовь и поддержку среди лордов. Нилан хочет того же, и хочет быть героем.
Мир большой, но у всего есть пределы.
Эрлин отворачивается, покачивая Бьярни на руках.
— Эрлин, а о чем Айлин говорила с тобой? — вдруг спрашивает Хель. — Она ведь звала тебя к себе?
Сердце немного сжимается.
— Она просила о том же, — говорит Эрлин. — Попытаться убедить Хёнрира отсрочить ритуал для Свельга.
Тут она может быть честной.
— И что предлагала взамен? — говорит Хель.
Эрлин понимает, что еще немного и… щеки неудержимо краснеют.
— Я… — неуверенно начинает она, пытаясь подобрать слова.
— Можешь не отвечать, если не хочешь, — останавливает Хёнрир. — Ты не обязана.
— Это может быть важно, — говорит Хель. — Я уверена, Айлин договорилась с Кенрилем о чем-то, и теперь попытается действовать.
— Чтобы получить то, что Айлин может предложить, нужно, для начала, убедить меня. А этого не выйдет.
Нет, она должна. Эрлин собирается с силами. По крайней мере, она хочет быть честной. Поворачивается, смотрит ему в глаза.
— Айлин предлагала устроить так, чтобы я вышла замуж не за Свельга, а за тебя.
В первое мгновение Хёнрир даже не верит.
— Что? — искренне удивляется он, садится прямо, ставит бокал на стол. — Она с ума сошла?
— Да нет, это вполне разумно, — говорит Хель. — В том смысле, что было бы куда выгоднее для Эрлин. Она получила бы законное покровительство Синего Дома, и…
Хель запинается.
— И свободу? — соглашается Хёнрир.
Поднимается на ноги. Отходит к окну… Видно, что внутри него все вскипает разом, но он держит себя в руках. Молча стоит, глядя куда-то вдаль.
— Я… я не… не соглашалась с ней, — говорит Эрлин.
Ей кажется, она снова виновата, снова все сделала не так. «Не смей жаловаться», — говорила мать. А сейчас она…
Хёнрир вздыхает.
Потом поворачивается, подходит к Эрлин, садится рядом с ней на корточки, заглядывая в глаза.
— Не смущайся так, — говорит он. — Если бы я был уверен, что могу с собой справиться, то сам бы предложил такой вариант. Но риск слишком велик.
Он смотрит, словно говорит: «прости». Тянется к ней, берет её за руку. У него теплые сильные пальцы… Словно тоже хочет, но не может сделать это.
— А интересно, — говори Хель, — зачем это нужно Айлин?
Интермедия. Фесгард
— Иди-ка сюда, посвети. Смотри, что это?
— Где?
— Да вот… Корни какие-то?
— Корни? Откуда тут корни? Мы под крепостной стеной, деревьев рядом нет.
— Да посвети. Смотри! Что это по-твоему?
— И правда, корни. А может эта… ну, грибы? На грибницу похоже. Бывает, что подвалах ж грибы растут? Ну? У меня тетка в деревне, так у нее в погребе видел.
— Так тут ж тебе не деревня. Соображать надо! Пыточная. Какие грибы-то?
— Так какие… Слышь, а это… Подожди-ка… А может того… Тут мужик один, которого на границе взяли, держали тут в камере… так он эта, не слыхал? Рехнулся совсем. На людей кидаться начал. Так пристрелили его, через решетку. Говорят, подходить боялись, такая ярость-та. Страшно. Словно не узнавал никого. Так его и стрела-то только, говорят, седьмая взяла, все рвался. Наш комендант-то, пришел, глянул и велел голову ему, уже мертвому, срубить, и тело сжечь. Ты бы это, не трогал корни-то. Кто их разберет…
— Не понял. Ты о чем это?
— Отошел бы подальше от этих штук, говорю. Не трогай их.
— Брось, чего ты так испугался. Смотри какие… Светятся… И… шевелятся даже. Смотри-ка, мне ведь это не кажется?
— Идем скорее отсюда! Мне это не нравится. Это Лес. Это его корни!
— Да брось! До Леса далеко. От Фесгарда миль пятнадцать до границы.
— Светятся. И тянутся к тебе…
— Светятся…
— Отойди! Да отойди! Скорее! Бежим отсюда!
— Он… зовет… меня… Слышишь? Зовет…