Ермак

Рано утром поляна в березовой роще стала неузнаваемой. В одну ночь вырос пестрый город Толпы казаков, увешанных рухлядью, ходили меж шатров, перед которыми раскиданы давно не виданные ими вещи. Вот мешки, наполненные сушеными фруктами и финиками, доставленными из далеких теплых стран. Ковры дивной расцветки разбросаны прямо на земле и манят взор. Перед соседней палаткой на подушке сидит дородный купец с большими алчными глазами. Вокруг него разложены серебряные запястья, ожерелья из цветных камней, перстни с лазурными глазками, золотые чаши, покрытые глазурью, бронзовые вещи, бирюза. Купец, словно коршун, следил за казаками и нахваливал свой товар.

Повольники посмеивались:

— Ну, кому те приманки? На бороду отцу Савве нанизать, что ли?

Поп тут как тут.

— На всякую зверюшку своя приманка! — пробасил он. — Прелестнице татарке монисто да звонкое запястье — первый дар, а русской женке мягкий да узористый плат и шаль — превыше всего. Гляди, браты, и слушай!

Напротив развешаны шерстяные накидки, тонкие кашемировые шали и платки. Черномазый продавец певуче заманивал:

— Эй, рус, купи платок — радость для глаз и наслаждение для сердца возлюбленной! Хорош платок, ай-яй! — Он, как пламенем, взмахивал цветистым шелком и кричал — Да будет тебе удача с ним!

Нет, это не для казака приманка! Казачий слух улавливал звон металла. В стороне стучат молотками жестяники, потряхивают украшенными серебром уздечками шорники. Тут не пройдешь мимо. Хороши седла, умело изукрашены. Под такое седло и коня-лебедя высоких статей. Но где коней достать? А вот оружейники! На старом ковре разложены булаты. Что за мечи, что за сабли! Здесь и сирийские, и индийские, и персидские клинки. Сквозь синеву металла струится серебро, а выглянет солнце — заискрится сталь.

Бухарец сразу угадал казацкую страсть и добавил огонька:

— Хоросан! Где такой работа найдешь? Давай соболь, — бери, рус!

Гаврила Ильин кинул связку серебристых соболей на рундук и схватился за саблю.

— Дай опробовать! Разойдись, народ! — охваченный очарованием, крикнул Ильин и жихнул клинком вокруг себя, — молнией блеснула на солнце сталь, и только ветер тонко заныл.

— Вот это да! — пришли в восторг казаки.

— Сколько? — пересохшим голосом спросил Гаврила.

Вместо ответа бухарец положил перед ним кольчугу и, соблазняя, тоже спросил:

— Где такой тонкий работа найдешь?

Во всем Ильин любил неторопливый, хозяйский осмотр, а тут не устоял. Обрядился в кольчугу, взял меч и, не глядя на вязку соболей, пошел прочь.

Весь день вились казаки подле оружейника.

4

Торжище шумело третий день. Бойко меняли бухарцы свои товары на ценную рухлядь. Из ближних стойбищ наехали остяки и скупали котлы, ножи, ткани. Ермак выслал на торг Матвея Мещеряка. Ходил Матвей между рядов, вмешивался в сделки и не давал в обиду остяков.

В полдень Ермак явился к шатрам. У верблюжьей площадки толпа, плечом к плечу, — казаки. Среди них остяки, вогулы, татары. Все жадно глядят в круг. Потянуло и атамана. Бережно проталкиваясь плечом, он незаметно вошел в людскую кипень, вытянул шею и взглянул вперед.

На ковре, в легких пестрых шальварах и красной рубахе, неслышной ящеркой скользила легкая, стройная плясунья. Она нагибала стан то вправо, то влево, размахивая в такт движению тонкими смуглыми руками на которых мелодично позванивали бронзовые запястья, изукрашенные ляпис-лазурью. Двигалась она медленно, подергивая плечами…

— Кто это? — тихо спросил татарина Ермак.

— Гюль-биби… Хайдарчи просит за нее два сорока соболей… Где найти такое богатство бедному татарину? Ах, аллах, для кого ты создал Гюль-биби?..

В это время на рундук поднялся бухарец Хайдарчи и крикнул в толпу:

— Видели мою Гюль-биби? Я привез ее из гарема Гюлистана. Кто купит ее?

Только сейчас Ермак увидел за рундуком белого верблюда и голубой паланкин. Из-за полога выглядывали две пары темных глаз. Ермак расправил плечи, вошел в круг.

Бухарец сбежал с рундука и бросился к атаману:

— Смотри, князь, что за плясунья!

— А там что? — спросил Ермак, указывая на полог паланкина.

— Там еще две, — ответил Хайдарчи. — Но Гюль-биби лучше всех. Купи, князь.

Ермак хмуро, исподлобья разглядывал купца.

— Издалека вез рабынь, да не в тот край. Не дозволю девками торговать!

— Аллах помрачил мой ум, я не пойму, что говоришь ты, князь? Ай-яй, убыток большой. Много-много тенга платил за них, а теперь что? — Он вытащил из-за пазухи халата зеленый платок и вытер потный лоб и толстую шею.

Ермак подошел к плясунье:

— Эх, милая, куда тебя купецкой алчностью занесло! Работницы нам потребны, а не для утехи бабы! Жалко, видать, сердечная девка. Пропадешь зря, — сочувствие прозвучало в голосе атамана. Оборотясь к бухарцу, он спросил:

— Сколько за них хочешь?

— По сорока соболей за каждую, — сказал купец.

— Покажи девок!

Из-за полога вышли подруги, — маленькие, чернявые, каждой не более двенадцати лет.

— Ты что ж, ребятенков за девок сбываешь? — удивился атаман. — Так негоже. Сорок соболей за всех отдаю!

— Батько, батько, — испуганно зашептал за его спиной Матвей Мещеряк. — Да разве ж можно разоряться на такое дело?

Хайдарчи выкрикнул: