Ермак

— Пермь-земля! — показывая на хребты, объявил князец.

Истосковавшиеся казаки радостно соскочили с нарт, зашумели:

— Здравствуй, милая, здравствуй, родная русская земля!

Серебристый день тускнел, заиндевелые и седые от тумана березники покрылись синью. Началась студеная ветреная ночь. Олени сбились в кучу Казаки разложили костер — «нодью», улеглись на пихтовые ветви, настланные на снегу, укрылись оленьими шкурами и крепко уснули.

Только Иванко Кольцо долго сидел у костра и думал: «Гоним мы в Москву, а царь Иван Васильевич да и скажет нам: «А, воры явились! На плаху их!». По сердцу Кольцо прошел холодок. В его воображении живо встала страшная картина мучительного томления в застенке Разбойного приказа, страдания при розыске. Ведь он давно осужден, и щадить его не будут. Пыточных дел мастера сумеют потешиться над ним: они закуют в тесные колодки и будут, во изыскание правды, жечь пятки огнем. Палач исполосует спину мокрым ременным кнутом…

Иванко тряхнул головой, отогнал морок. Перед глазами распахнулась Сибирь — привольная земля. Он взглянул на звезды, повеселел и сказал:

— Не возьмет ныне наши головы топор, мы кланяемся Руси царством сибирским. Хоть и лют царь, да рассудит, с чем мы пожаловали.

Утром помчали по Вишере, сжатой крутыми скалами. Покрытая льдами, глубокими снегами река за каждым изгибом и поворотом открывала перед путниками все новые и новые красоты. Прямо из льда поднимались камни, своими зубцами похожие на древние полуразрушенные крепости.

— Видишь? — спросил Ишбердей Ивана. — Гляди туда!

Кольцо поднял глаза. На недосягаемой высоте, на скале, выделялись написанные красным бегущие олени, погонщики и неведомые письмена.

— Кто же сробил это? — изумленно спросил Кольцо.

— Смелый человек это делал! — ответил князец и прищелкнул языком. — Такое не всякий охотник может…

— Богатырь! — согласился Иванко. Разглядывая таинственные надписи, он вздохнул и сказал: — Что написано — кто ведает? Сердцем чую, завещал удалец потомкам: «Иди за Камень и встретишь на том пути сокровища!»

В морозной мгле вдали встал Полюд-камень. Темной громадой он высился над безграничной пармой.

Показывая хореем на скалистый шихан, Ишбердей с плохо скрытым волнением промолвил:

— С Полюда-камня Чердынь увидишь… Ой, худо, важный там человек живет. Воевода!

— Кто? Васька Перепелицын? — спросил Кольцо;

— Ой, откуда знаешь его? — изумился князец. — Друг твой?

— Этого друга чуть вервием казаки не удушили, — насмешливо ответил Иванко, оглядел обоз, и смутная тревога охватила его:. «Казаков мало, подарунок царю бесценный. Позарится воевода и похватает послов».

Атаман встрепенулся и приказал князьцу:

— Ты, Ишбердей, гони до Строгановых. В Чердынь и нам не по пути!

— Холосо — охотно согласился Ишбердей и, взмахнув хореем, завел песню, однотонную и бесконечную, как тундра.

Вот и Вишера позади. Вырвались на Каму — дорожку среди темных ельников, мохнатых от снега. На берегах одинокие черные избушки, дымки, по сугробам лыжные следы. Нагнали на пути дровосеков. Иванко окрикнул:

— Здорово, русские!

— Будь здрав, удалец! — отозвались мужики.

Радостно было услышать родное слово. Кольцо приказал остановить оленей. Лесорубы окружили казаков.

— Э-э, родимые, откуда бог несет? — спросил степенный бородатый дядька. — Из-за Камня?

— Из-за Камня, — весело ответил Кольцо.

— Богатый край, — сверкнув крепкими зубами, сказал мужик. — Без конца-краю. Вот бы на простор вырваться.

— Так чего же, айда, мужики, в раздолье сибирское!

— А Кучумка-хан? — с горечью отозвался бородач. — От одной неволи уйдешь, в горшую угодишь! Хрен редьки не слаще…

— Был Кучумка, да сплыл. Согнали ноне с куреня, и стала Сибирь — русская земля! Слышишь? — Иванко радостно схватил лесного детину за плечи.

— Но-но, не балуй! — нахмурившись, заворчал тот. — Хватит шутковать!

— Истин крест! — перекрестился Иванко. — Русская земля: иди… шагай, трудяга!

— Родимый мой, да неужто так? — дрогнувшим голосом и все еще недоверчиво вымолвил мужик. — Братцы, слыхали?

Лесорубы весело загомонили к стали расспрашивать казаков про новую землю. С изумлением разглядывал и прислушивался к ним Иванко. «Похолоплены Строгановым, живут в лесу и молятся пню. Заросшие, обдымленные… Что им Сибирь — далекий край, а радуются ей от всего сердца! Нет, видимо, и впрямь свершили казаки большое славное дело!»

— Ну, спасибо, дорогой человек! — крепко сжал Иванкину руку белозубый мужик. — Что там дальше будет — бог один знает, а перво-наперво резать и жечь нас не будет Кучумка. — Лесорубы, словно по уговору, сняли меховые шапки и перекрестились.

2

Кама становилась шире, берега раздвигались, по зимняку стали обгонять обозы с углем, с рудой, — все тянулось к строгановской вотчине. Ночевали в починках, в курных избах, в духоте. Ночной мрак еле отступал перед дымным пламенем лучины. Холопы жадно слушали о новой земле — о Сибири. Расходились за полночь, возбужденные, говорливые, разносили слухи о сказочной богатимой земле и пушных сокровищах.