Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа

Тем не менее другое событие держало его подальше от своей недавней второй родины. У Хемингуэев жизнь и смерть – это две вещи, тесно связанные между собой, и через несколько месяцев после рождения второго сына Эрнест узнал из телеграммы, что 6 декабря 1928 года доктор Кларенс Хемингуэй застрелился из «Смит & Вессона» своего отца. Эрнест срочно вернулся в Оук-Парк, занялся похоронами и взял в свои руки управление имуществом, что было затруднено многочисленными долгами отца.

Эрнест имел долгую и весьма сложную взаимосвязь с самоубийствами. Его дед по отцовской линии совершил неудачную попытку; отец Хедли, его первой жены, убил себя, когда ей было 14 лет, и вот теперь его собственный отец только что совершил этот роковой поступок. Чувства Эрнеста по поводу этого события, как минимум, противоречивы. «Что достает меня больше всего, так это то, что мой отец был единственным человеком, к которому я был действительно привязан», – написал он Максвеллу Перкинсу, своему другу и редактору в издательстве «Скрибнер». Хотя его мать, братья и сестры все еще были живы, и хотя он сам уже был отцом двух мальчиков, детство, так или иначе, закончилось именно сейчас. Затем появились гнев и разочарование трусостью этого поступка, который Эрнест первоначально счел глубоко эгоистичным, и лишь потом появилось понимание и даже некое восхищение. «Я впервые понял, что люди могут совершить самоубийство просто потому, что перед ними накопилось слишком много того, что они не могут решить», – говорил он Гертруде Стайн. Тема самоубийства проходит через все творчество Хемингуэя, и мы находим следы его в большинстве его книг. Из тех, где внимательно отслеживался уход его отца, можно отметить «Прощай, оружие», «Смерть после полудня» и «Иметь и не иметь», где рассказчик странным образом восхваляет достоинства «Кольта» и «Смит & Вессона» – «этих восхитительных американских инструментов, занимающих так мало места, но с таким гарантированным эффектом и так идеально подходящих для того, чтобы поставить точку, когда американская мечта превратилась в кошмар». Еще больше беспокойства внушает пророческое письмо, которое он написал в сентябре 1936 года Арчибальду Маклишу: «Я очень люблю жизнь. Я люблю ее так сильно, что испытал бы отвращение, если бы мне нужно было убить себя. Возможно, это произойдет достаточно скоро, но я устрою все так, что это не окажет плохого влияния на моих детей». Испанская война была близко, и, возможно, Эрнест уже задумывался об исходе столь же печальном, сколь и почетном.

* * *

В январе Эрнест приехал в Ки-Уэст, где он закончил рукопись книги «Прощай, оружие» – в перерыве между двумя рыбалками. Дос Пассос и Макс Перкинс сочли ее восхитительной, и «Скрибнер’с Мэгэзин» предложил ему значительную сумму в 16 000 долларов за публикацию романа в виде фельетонов. Хемингуэй остался во Флориде до апреля, а потом отплыл с семьей во Францию, где они планировали провести 1929 год. В Париже Эрнест без особого удовольствия вновь оказался в литературном мире, который так раздражал его раньше. Боб МакЭлмон, его старый друг, пустил по городу неприятный и в равной степени фантастический слух о якобы гомосексуальности Эрнеста и Полины. В то время Хемингуэй уже считал его «сукиным сыном с мозгом, похожим на вросший ноготь», а теперь тот рисковал хорошей взбучкой, которую Эрнест с удовольствием устроил бы ему лично. Писатель обвинял свою бывшую наставницу Гертруду Стайн в том, что она лишилась всего своего «здравого смысла лесбиянки» из-за менопаузы; упрекал Фицджеральда в том, что тот недостаточно поработал над рукописью романа «Ночь нежна». Любой негативный отзыв на работу Эрнеста вообще рисковал встретить резкую отповедь в самом жестком «мужском» стиле. Хемингуэй, утвердившись в осознании своего таланта после отзывов на книгу «Прощай, оружие», становившихся с каждым днем все позитивнее, обнаружил некоторые признаки мании величия и новой агрессивности.