Эрнест Хемингуэй: за фасадом великого мифа

В августе 1935 года Эрнест написал русскому критику Ивану Кашкину письмо, которое подводит итог его отношению к коммунизму и к политической ангажированности писателей. «Теперь все стараются запугать тебя, заявляя устно или в печати, что если ты не станешь коммунистом или не воспримешь марксистской точки зрения, то у тебя не будет друзей и ты окажешься в одиночестве. Очевидно, полагают, что быть одному – это нечто ужасное; или что не иметь друзей страшно […] Я не могу быть сейчас коммунистом, потому что я верю только в одно: в свободу […] Писатель – он что цыган. Он ничем не обязан любому правительству […] Сознавать свою классовую принадлежность он может только при ограниченном таланте. А если таланта у него достаточно, все классы – его достояние. Он черпает отовсюду, и то, что он создает, становится всеобщим достоянием […] Подлинное произведение искусства никогда не умрет, какая бы политика ни была в его основе»[29].

Две недели спустя произошло событие, которое заставило Хемингуэя несколько подкорректировать свою точку зрения: Ки-Уэст пострадал от сильнейшего урагана, уничтожившего часть острова Метакумбе-Кейс. Среди жертв оказались почти тысяча ветеранов, которых правительство, заранее предупрежденное, не стало эвакуировать. Ничто не устояло, ни дома, ни деревья, с которых свисали трупы, почерневшие и опухшие от воды и жары, и это напомнило Хемингуэю страшные виды итальянских полей сражений. Глубоко потрясенный бедственным положением ветеранов, Эрнест послал в марксистскую газету «Нью-Массес» яростную статью с обвинениями лично в адрес президента Соединенных Штатов. «Кому они помешали, и для кого их присутствие могло быть политической угрозой? Кто послал их на Флоридские острова и бросил там в период ураганов? […] Автор этой статьи живет далеко от Вашингтона и не знает, как ответить на эти вопросы. Но он знает, что богатые люди, яхтовладельцы, рыболовы, как, например, президент Гувер или президент Рузвельт, не ездят на Флоридские острова в период ураганов». А последние строки этой статьи идут еще дальше и практически являются обвинениями: «Ты мертв, брат мой! Но кто бросил тебя в ураганный период на островах, где тысяча людей до тебя погибла от урагана, строя дорогу, смытую теперь водой? Кто бросил тебя там? И как теперь карается человекоубийство?» Несмотря на то, что статья была послана в «Нью-Массес», Эрнест по-прежнему отказывался использовать термин «пролетариат», но, увидев, как он обвиняет правительство, богатеев и яхтовладельцев, услышав его обращение «брат», часть интеллектуальной левой элиты подумала, что Хемингуэй присоединился к их лагерю.

* * *

Случай c этими ветеранами, похоже, очень сильно и надолго затронул Хемингуэя. В романе «Иметь и не иметь», опубликованном в 1937 году, через три года после урагана, он так сказал устами одного из ветеранов:

«Надо же им как-нибудь от нас избавиться. Разве вы этого не понимаете?

– Почему?

– Потому что мы – отпетые […] Нам нечего терять. Мы дошли до точки […] И с нами многого не сделаешь, потому что нас столько били, что теперь единственное наше утешение – алкоголь, а единственная гордость – умение все вытерпеть. Но не все мы такие. Кое-кто из нас сумеет и дать сдачи».

Роман этот – более или менее умелая компиляция рассказов, уже опубликованных в «Эсквайре», и он затрагивает (в этом, кстати, заключалась основная критика, которая была по нему сделана) классовые отношения в достаточно карикатурном виде. «Богатые» и интеллектуалы там коррумпированы, они ни на что не годны и погрязли в декадентстве, в отличие от «бедных», отстаивающих ценности труда, солидарности, мужества и чести. Вся книга построена на сравнительно простой оппозиции между теми, кто имеет (деньги, власть или cojones[30]), и теми, кто не имеет.

За этим немного примитивным видением социальных вопросов левые опять углядели индивидуализм Хемингуэя, хотя тот заявил устами Гарри Моргана, своего героя, за момент до смерти:

«– Человек один не может ни черта.

Он закрыл глаза. Потребовалось немало времени, чтобы он выговорил это, и потребовалась вся его жизнь, чтобы он понял это».