Эрнст Генри

Вот эта армия чиновников принимала ключевые решения и определяла политический и экономический курс страны. Дискуссии, непредвзятый анализ, реальную критику, вообще любое вольнодумство они не принимали. Больше всего их устраивала роль исполнителей, неукоснительно проводящих в жизнь линию вождя. Трудность в том, чтобы уловить намерения начальника. С одной стороны, опасно что-либо предпринимать без высочайшего одобрения. С другой — не по всякому поводу обратишься. Можно вызвать раздражение:

— Без меня ничего решить не можете? Научитесь хоть что-то делать сами!

Писатель Андрей Платонович Платонов когда-то заметил, что не всякое угодливое слово нравится вождям. Надо, чтобы лакейское слово прозвучало вовремя. Не годится, если оно произнесено с опозданием, и вызовет гнев, коли высказано до срока. Начальство терпеть не может забегальщиков. Оттого некоторые самые рьяные иногда получают по рукам и оказываются в глупом положении. Не угадали, чего в данный момент желает непосредственный начальник… Что восхищает, так это аппаратная выучка! Вчера велели говорить одно, сегодня прямо противоположное. Ни обиды, ни возмущения! И то и другое произносится одинаково убежденно.

В жесткой системе неизбежно происходит ухудшение корпуса управляющих.

Во-первых, меняются сами критерии отбора. В цене лояльность и готовность исполнить любой приказ, а хороший профессионал не всегда может похвастаться именно этими качествами. Во-вторых, бдительные коллеги отжимают от власти более умелых и потому опасных для них конкурентов. В-третьих, на свою долю власти и привилегий претендует пехота массовых акций — те, кто не гнушался черновой работы, кто по сигналу кричал или аплодировал, разгонял или носил на руках. Они желают получить вознаграждение за свои труды, предъявляют чек к оплате и не предвидят возражений. Эти люди неостановимо карабкаются по ступенькам карьерной лестницы и задают тон в аппарате управления.

В ИМЭМО Эрнсту Генри рассказывали, что академика Иноземцева приглашают иногда на заседания правительства — полагалось прислушиваться к науке. Но однажды, когда директор института взял слово, председатель Совета министров Алексей Николаевич Косыгин вспылил:

— О какой инфляции вы говорите? Инфляция — это когда цены растут, а у нас цены стабильные. Нет у нас инфляции!

Иноземцев терпеливо объяснял главе правительства и министрам:

— Когда у населения есть деньги, а в магазинах нет товаров, потому что их раскупают стремительно, это и есть признак инфляции. Денег больше, чем товаров…

Косыгин оборвал академика:

— Хватит с нас ваших буржуазных штучек.

Глава правительства слыл самым компетентным среди советских руководителей, но и его представления об экономике были примитивными.

Атаковали директора Института истории СССР члена-корреспондента Академии наук СССР Павла Васильевича Волобуева. Он был настоящим ученым, собирал вокруг себя знающих людей, которые серьезно изучали историю родной страны. Они пытались отойти от устоявшихся трактовок советской истории и неминуемо сталкивались с коллегами-ортодоксами, которые верностью партийным догмам, как правило, компенсировали собственную бездарность.

Коллеги информировали аппарат ЦК о том, что Волобуев в своем институте «ревизует кардинальные положения марксизма-ленинизма». Отдел науки и учебных заведений ЦК вел настоящую войну против Волобуева. Директор института вовсе не был диссидентом. В прошлом он сам работал в аппарате ЦК партии и чувствовал себя довольно уверенно. Но партийные догмы пересмотру не подлежали. В конце концов его убрали с должности. Новым директором Института истории через пять лет стал тот самый заведующий сектором Отдела науки ЦК, который добился снятия Павла Волобуева…

Столичная интеллигенция только и делала, что огорчала вождей. К особенностям нашей духовной истории относится то, что понятия «интеллигент», «интеллигентный», «интеллигенция» неизменно сохраняют откровенно пренебрежительный оттенок. С этим пренебрежением к интеллекту давно следовало бы покончить, но ничего не меняется.

Настоящий интеллигент в силу самой своей природы расположен к критике. Стремление ставить под сомнение то, что большинству представляется естественным, свойственно интеллигенту. Интеллигент нередко считает своим долгом идти поперек течения, говорить не то, что говорят другие, противоречить общепринятой точке зрения и в силу этого вступаться за униженных и оскорбленных и заставлять все общество задумываться над происходящим — без этого нет движения вперед. Поэтому интеллигентов так часто в нашей истории именовали антипатриотами, космополитами и предателями. При этом интеллигенция должна понимать, что в своем недовольстве государственным аппаратом она одинока. Большинство довольно тем, что начальники держат в руках все нити управления обществом.