Читаем Эрнст Генри полностью

«Министр госбезопасности тов. Игнатьев сообщил нам на совещании, что ход следствия по делам, находившимся в нашем производстве, оценивается правительством как явно неудовлетворительный, и сказал, что нужно „снять белые перчатки“ и „с соблюдением осторожности“ прибегнуть к избиениям арестованных, — сообщал в рапорте полковник Петр Васильевич Федотов, заместитель начальника Следственной части по особо важным делам МГБ СССР. — Говоря это, тов. Игнатьев дал понять, что по этому поводу имеются указания свыше. Во внутренней тюрьме было оборудовано отдельное помещение для избиения, а для осуществления пыток выделили группу работников тюрьмы».

Начальник внутренней тюрьмы МГБ полковник Александр Николаевич Миронов объяснил, как они действовали:

— О применении наручников и избиения в отношении определенных арестованных мне обычно звонили начальники следственных отделов управлений. В каждом случае я проверял эти указания, звонил соответствующим заместителям министра. Убедившись, что указание исходит от замминистра, я давал указания надеть наручники или провести избиение. При применении физического воздействия к арестованным я все время присутствовал. Били резиновыми палками.

В последние годы и особенно в последние месяцы своей жизни Сталин занимался делами МГБ больше, чем делами ЦК партии или Совета министров. Практически каждый день читал поступавшие с Лубянки бумаги.

Начальник 7-го управления МГБ генерал Виктор Иванович Алидин вспоминал, что Сталин заинтересовался даже работой наружной разведки МГБ (слежка и наблюдение за подозреваемыми). Распорядился в чекистских аппаратах по всей стране выделить ее в отдельную, самостоятельную службу. Отделение арестов и обысков, входившее в 7-е управление МГБ, было перегружено работой. Один из сотрудников отделения со странным блеском в глазах говорил:

— Я люблю свою работу, мне нравится брать людей ночью.

Сталин, чтобы сделать приятное чекистам, вновь ввел специальные звания для работников госбезопасности, чтобы поставить их выше армейских и флотских офицеров. Появился Указ Президиума Верховного совета СССР, и все лейтенанты, капитаны, майоры и полковники МГБ добавили к воинскому званию слова «государственной безопасности», для высшего командного состава ввели звание «генерал государственной безопасности».

На заседании Президиума ЦК 1 декабря 1952 года вождь завел речь о «неблагополучии» в ведомстве госбезопасности: «лень и разложение глубоко коснулись МГБ», у чекистов «притупилась бдительность». Требовал полностью перекроить аппарат. «Обсуждение проекта реорганизации МГБ, — вспоминал 1-й заместитель министра генерал-полковник Сергей Арсеньевич Гоглидзе, — проходило в крайне острой, накаленной обстановке. На нас обрушились обвинения, носящие политический характер». Вождь не стеснялся в выражениях, обещал провести «всенародную чистку чекистов от вельмож, бездельников и перерожденцев». Отчего вождь злился на своих подручных в те месяцы? Сталин, возможно, ощущал, что его историческое время истекает. И когда оставался буквально шаг для реализации столь масштабного замысла, бренное тело подвело вождя. Он ушел в мир иной.

Но Эрнст Генри был уже арестован.

Известный публицист и знаток германских дел Лев Александрович Безыменский много позже вспоминал, как беседовал с Эрнстом Генри о его книгах:

«Я был восхищен умением автора вскрывать глубокие корни международной политики. Речь, естественно, зашла о той великой войне, которую Эрнст Генри предсказал. Улыбаясь в усы, Семен Николаевич заметил:

— А вы знаете, меня по этому поводу в МГБ допрашивали…

— Как? — полюбопытствовал я.

— Следователь с пристрастием спрашивал: „Откуда у вас были сведения о немецких планах войны? Почему они были так точны? Не получили ли вы их из немецкой разведки?“

Семен Николаевич тогда ответил ему: мол, какой смысл был немцам раскрывать иностранному журналисту свои самые секретные планы?

Однако у следователя были свои причины задавать такие вопросы: его задачей было получить от Эрнста Генри какие-нибудь сведения о его связях с иностранной разведкой, безразлично какой — английской, американской или даже немецкой. Лишь бы это отягощало вину подследственного…

Занимаясь впоследствии предысторией военного плана „Барбаросса“, я не раз вспоминал об этом идиотском допросе, а также о соотношении описания немецкого плана, данного Эрнстом Генри в 1936 году, с реальной действительностью 1941 года. Речь идет о мастерстве публициста, который невероятно близко к истине воспроизвел то, о чем не могла узнать даже умелая советская разведка…»

Повезло Эрнсту Генри в том смысле, что после смерти вождя перестали бить арестованных. Таково было распоряжение нового министра внутренних дел Лаврентия Павловича Берии. 4 апреля он подписал приказ по министерству «О запрещении применения к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия»:

«1. Категорически запретить в органах МВД применение к арестованным каких-либо мер принуждения и физического воздействия; в производстве следствия строго соблюдать нормы уголовно-процессуального кодекса.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное