После возвращения в Москву в 1943 году Майского утвердили заместителем наркома иностранных дел. Без определенного круга обязанностей. И в аппарате это знали. Он не получал даже посольских шифротелеграмм.
В 1944 году Сталин потребовал от дипломатов анализа послевоенной ситуации в мире. Сформировали несколько комиссий. Возглавляли их заместители наркома Литвинов, Лозовский и Майский. Все трое не в фаворе. Все трое трудились всерьез, собрали лучших экспертов. Все предложили по существу одно и то же: создать вокруг Советского Союза буфер безопасности, обезвредить Германию, не допустить создания в Европе военного блока, имеющего антисоветскую направленность, подписать с восточноевропейскими странами договоры о взаимопомощи и поддерживать хорошие отношения с Западом, прежде всего с Соединенными Штатами и Великобританией. Советы не были приняты.
В начале 1945 года Майскому поручили возглавить Комиссию по возмещению ущерба, нанесенного гитлеровскими захватчиками. Андрей Андреевич Громыко, многолетний министр иностранных дел, вспоминал, как на встрече лидеров стран антигитлеровской коалиции летом сорок пятого Сталин предложил пригласить на одно из совещаний Майского. Молотов, по словам Громыко, высказал сомнение:
— Вряд ли следует. Поскольку Майский не справился с задачей обеспечить подготовку качественных и обоснованных материалов по вопросу о германских репарациях в пользу Советского Союза, то я уже имел с ним на этот счет серьезный разговор здесь в Потсдаме. Едва ли от него можно будет ожидать каких-либо полезных предложений и сегодня.
Андрей Громыко написал в воспоминаниях: «Скажу прямо, меня удивила резкость высказывания Молотова о Майском. Хотя дня за два до этой встречи я присутствовал на рабочем совещании у Молотова, где Майскому крепко досталось в связи с тем же вопросом о репарациях».
А в 1946-м Ивана Михайловича убрали из Министерства иностранных дел. Будущий заместитель министра иностранных дел Владимир Семенович Семенов находился в кабинете Молотова, когда в телефонном разговоре со Сталиным решилась судьба Майского. Молотов задал вождю только один вопрос:
— Куда его девать?
Сталин поинтересовался, пишет ли что-нибудь Майский. Молотов пренебрежительно ответил:
— Несколько мелких работ по истории британского рабочего движения.
Вопрос был решен. Вскоре Иван Михайлович приступил к работе в Институте истории Академии наук СССР. В порядке компенсации его избрали академиком. Профессор Владислав Павлович Смирнов вспоминал, как, придя однажды на исторический факультет Московского университета, увидел, что в расписании зачеркнута фамилия академика Майского. Иван Михайлович преподавал на истфаке. Удивленный Смирнов спросил лаборантку, что приключилось с академиком. Сделав страшные глаза, она сказала:
— Тише!
И прошептала на ухо:
— Взяли!
Когда Майского арестовали, ему уже было 69 лет. Недавнего посла, заместителя министра и кандидата в члены ЦК обвинили в работе на британскую разведку и в том, что он считал западных лидеров друзьями Советского Союза. На первом допросе Майский отверг все обвинения. Следователь зачитал ему показания его недавнего подчиненного Константина Емельяновича Зинченко. Он в 1940–1944 годах работал в советском посольстве в Лондоне, как и Эрнст Генри, только в более высоком дипломатическом ранге — его произвели в советники. Выяснилось, что еще в ноябре 1941 года в Лондоне закрутилась интрига, которая и Майскому, и Эрнсту Генри будет стоить свободы. 1-й секретарь посольства Константин Зинченко в ноябре 1941 года отправил личное письмо заместителю наркома иностранных дел Владимиру Георгиевичу Деконозову. Уже тогда он предъявил послу особо тяжкое обвинение: «От Ротштейна мне известно, что в конце сентября — начале октября т. Майский вызвал его и просил передать английским товарищам несколько ослабить кампанию за создание второго фронта. Он говорил, что Черчилль очень раздражен ростом движения и активностью элементов, требующих создания второго фронта. Он также просил Ротштейна передать секретарю англо-русского парламентского комитета, издающему бюллетень „Англо-русские новости“, смягчить тон бюллетеня в вопросе о втором фронте и даже задержать такой материал».
Эндрю (друзья звали его Андреем) Ротштейн заведовал отделением ТАСС в Лондоне и одновременно был одним из основателей британской Компартии. Эндрю Ротштейн — сын советского академика Федора Ароновича Ротштейна, который до революции жил в Англии. И отец, и сын были коммунистами до мозга костей. Майский на суде объяснит, что именно он говорил Эндрю Ротштейну:
— Стремясь усилить в Англии кампанию за второй фронт и придать ей общенациональный характер, я просил британскую компартию вести кампанию за второй фронт в несколько более завуалированной форме, чтобы она не имела слишком явно «коммунистического штампа», имея в виду, что официальные органы лейбористской партии и профсоюзов запрещают своим членам участвовать во всех выступлениях, организуемых компартией. В результате кампания за второй фронт превратилась в общенациональную акцию.