Читаем Эрнст Генри полностью

Один из обвиняемых заместитель министра иностранных дел Чехословакии Артур Лондон выжил и позднее рассказал, что на допросе следователь требовал при упоминании каждого нового имени указывать — еврей это или нет. А, составляя протокол, следователь вместо слова «еврей» писал — «сионист». Объяснил:

— Мы служим в аппарате госбезопасности демократической республики. Слово «жид» (так по-чешски произносится слово «еврей») оскорбительно. Поэтому пишем «сионист».

Артур Лондон объяснил малограмотному следователю, что «сионист» — термин политический, а не этнический.

Следователь ответил, что это неправда:

— Мне так сказали писать. В Советском Союзе слово «жид» тоже запрещено. Там пишут «сионист».

Президент Чехословакии Клемент Готвальд публично заявил:

— В ходе следствия и во время процесса антигосударственного заговорщического центра был вскрыт новый канал, по которому предательство и шпионаж проникают в Коммунистическую партию. Это — сионизм.

Отныне под словом «сионизм» подразумевалось вовсе не давнее стремление евреев вернуться в Палестину. Сионизм обозначал теперь совсем другое — то, что нацисты называли «мировым еврейством». Слова руководителя социалистической Чехословакии означали, что любой еврей может быть назван сионистом и, следовательно, предателем и шпионом.

Одиннадцать подсудимых, среди них хорошо известный Эрнсту Генри Андре Симон (Отто Кац), были приговорены к смертной казни, трое — к пожизненному тюремному заключению. Трупы казненных сожгли. Советники — офицеры из советского МГБ — доложили, что собрали пепел в мешок из-под картофеля, выехали из Праги и высыпали его прямо на дорогу.

Эрнст Генри не знал, что этим процессом дело не закончилось. В Праге собирались продолжать борьбу с «сионистами». По делу Сланского арестовали 153 человека. 14 вывели на процесс, а остальные 140 человек сидели и ждали своей очереди.

Эрнст Генри продолжал писать. Но как безработный он не имел доступа к иностранной печати, которую держали в спецхране. Западные газеты и журналы — помимо коммунистических — разрешалось читать только тем, кто получил специальное разрешение. Кабинеты иностранной печати существовали в академических институтах международного профиля, на радио, в редакциях центральных газет и специализированных журналов. Разрешения оформлялись приказом начальства. Но Эрнст Генри не состоял в штате, и для него спецхран был закрыт. А как же журналисту-международнику откликаться на происходящее в мире, если не видишь, что пишет мировая пресса?

Наконец он решился и 2 января 1953 года вновь обратился к министру иностранных дел:

«Глубокоуважаемый Андрей Януарьевич!

В течение последних шести лет я работал как журналист-международник главным образом по вопросам английской политики. Пишу в „Новом времени“ (псевдоним А. Леонидов), „Ньюс“ (псевдоним А. Лосев), „Октябре“ и других изданиях.

Продолжать эту работу стало на практике невозможно, так как не служащий в учреждении, я теперь фактически лишен допуска к чтению иностранной печати — хотя соответствующее разрешение было получено мною еще в 1947 году по линии Совинформбюро, где я тогда работал.

Не сомневаюсь, что, например, редакция „Нового времени“ подтвердила бы, что мое дальнейшее сотрудничество желательно.

Прошу, Андрей Януарьевич, Вашего содействия, дабы я мог продолжать работу в области моей профессии».

Даже если бы Вышинский и захотел помочь, он не мог. Журналистами ведало не Министерство иностранных дел, а ЦК партии. А Эрнстом Генри занималось совсем другое ведомство, и на свободе ему оставалось пробыть всего два месяца…

Через несколько дней, 13 января 1953 года, «Правда» опубликовала вошедшее в историю сообщение ТАСС «Арест группы врачей-вредителей» и редакционную статью «Подлые шпионы и убийцы под маской профессоров-врачей». Советские люди узнали, что органами госбезопасности «раскрыта террористическая группа врачей, ставившая своей целью путем вредительского лечения сократить жизнь активным деятелям СССР».

В сообщении перечислялись арестованные врачи — шесть еврейских фамилий, три русские. «Большинство участников террористической группы, — говорилось в сообщении ТАСС, — были связаны с международной еврейской буржуазно-националистической организацией „Джойнт“, созданной американской разведкой…

Арестованный Вовси М. С. заявил следствию, что он получил директиву „об истреблении руководящих кадров СССР“ из США от организации „Джойнт“ через врача Шимелиовича и еврейского буржуазного националиста Михоэлса. Другие участники террористической группы (Виноградов В. Н., Коган М. Б., Егоров П. И.) оказались давнишними агентами английской разведки».

Главное, что предстояло осознать советским людям, умещалось в короткой формуле: арестованы врачи-евреи — агенты США и Англии.

Мороз по коже. Ощущение беззащитности и предчувствие беды.

Часть третья. Разочарование не для романтиков

На Лубянке

Эрнсту Генри не повезло! Чудовищно не повезло! Еще бы три дня, и обошлось. Вся жизнь сложилась бы иначе…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное