Читаем Есаулов сад полностью

ПИВАКОВА. Товарищ Пивакова слушает вас внимательно (слушает)… Ой, Вася, это ты (поправляется)… Это вы (Михаил подозрительно посмотрел на Пивакову)… А что Клавдия? Сочуствую тебе… вам… простите…

Прерывает разговор, зажав трубку ладонью, Михаилу: Выйди на минуту. Конфиденциальный разговор.


Михаил вытягивает из пачки сигарету, выходит. Тень его будет маячить за дверью. Пивакова корректирует громкость разговора по величине или малости тени в двери.


ПИВАКОВА (в трубку). Пролетом в Хабаровск… И все же – что Клавдия? (Слушает). Полгода в простое? (Смущенно улыбается). Как вам будет угодно, мой господин. (Слушает). Я примчусь сейчас же! Поглядеть на тебя… А на обратном пути ты, надеюсь, остановишься на пару дней? Где?… Это, милый Василий, моя забота. Ну, в зале у справочного жди меня.


Она нажимает кнопку селектора.


ПИВАКОВА (по селектору). Гена, кровь из носа, машину к подъезду, минут на сорок, до аэропорта и почти сразу назад.


Достает зеркальце, потом вспоминает о Михаиле, кричит ему, входит Михаил.


ПИВАКОВА. Приехал товарищ из гостелерадио. Не сердись, еду в порт. Не надувай губы! За город – отменяется, позже объясню. Наведайся пока к Учителю… Вы, Миша не оставляйте его.

МИХАИЛ (сердито). И без твоих рекомендаций пойду к Федору Ивановичу. Он не из этих… Гостелерадио… Он был для нас Куницыным.

ПИВАКОВА (одевая кофту). Положен им краеугольный камень?

МИХАИЛ. Если угодно. Камень. Краеугольный.

ПИВАКОВА. Ну, валяй к светочу. И не увлекайся девочками. Говорят, у него там навалом девочек. Смотри, я ревнивая.


Она на прощание протягивает ему сигарету, Михаил уходит. Пивакова смотрит вслед ему просветленно.


ПИВАКОВА. Пить летние дожди, Ольга, караулить встречи с любимым, тосковать. И когда он сойдет на твоем полустанке…

* * *

Дом в саду. Мария и Михаил. За окном переборы гитары. Голоса. Голоса пытаются сложиться в хор.


ГОЛОС ЗА ОКНОМ. А из «Лунина» помните?

ЕЩЕ ГОЛОС ЗА ОКНОМ (негромкое пение). Мало вырубить лес…

ЕЩЕ ГОЛОС. Надо вырубить рощу…

ЕЩЕ ГОЛОС. Их повалит свинец на Сенатскую площадь…


Разноголосье. Два голоса, мужской и женский, ведут дальше.


ДВА ГОЛОСА. Они свято уйдут. Их могила обнимет. Но невзятый редут в тихой скорби поникнет…


Песня далее уходит в разноголосье, но мелодия этой самодельной песни должна пробиваться.


МИХАИЛ. Я заметил странное ко мне отношение. Оно и в школе было. Но в школе мягче, добродушнее. Что-то случилось со всеми… Или со мной? Или что-то должно случиться. Или я стал московским студентом…

МАРИЯ. Андрей тоже стал московским студентом. Он не жалуется.

МИХАИЛ. Но Андрея нет в городе. Может быть, и он…

МАРИЯ. Такие как Андрей, и отсутствуя, присутствуют. И он в городе, сегодня будет.

МИХАИЛ. Считают, я по протекции папы. Но МИСИ не МГУ. Я сам пробился.

МАРИЯ. Ну, и гордись. Сам. У Андрея родители простые смертные, вместо замшевой куртки (осмотрела Михаила) они ватник ему купили (подходит к окну, в окно). Мальчики, не слышно шума городского.


Смех за окном, кто-то и еще кто-то пытается запеть.

Разнобой. Мария слушает говор с улицы и пытается говорить с Михаилом.


МАРИЯ (Михаилу). В тебе всегда ощущалась элитарность бывшего русского. Учителя заискивали. Зачем они заискивали перед мальчишкой?

МИХАИЛ. Я не виноват, что мой папа доктор философии.

МАРИЯ. Доктор… Если бы он был доктором Соловьевым…

МИХАИЛ. Родителей не выбирают. Уж какие есть.

МАРИЯ. Но когда мы становимся взрослыми – с ними строят взрослые отношения. А не потребительские. Прости, прости. Мальчиком ты был лучше.

МИХАИЛ. Мальчиком я был слепым кутенком.


Мария смотрит на Михаила надменно. Хор снова сложился, и девичий голос ведет партию. Гитара.


ДЕВИЧИЙ ГОЛОС. Ах, это явь иль обман, – Не осуди их всевышний! – Старого кедра роман – С юной японскою вишней…


Мужской голос на фоне песни очень внятно…


МУЖСКОЙ ГОЛОС. Да, так жить нельзя. И вы правильно сделали, Федор Иванович, что удалились.

ЕЩЕ ГОЛОС (речитативом). Удаляйтеся суеты и соблазнов.

ЕЩЕ ГОЛОС. Но мы не можем все удалиться!

ХОР (речитативом). Мы мо-жем у-да-лить-ся все!


Прежний девичий голос под гитару продолжает песню.


ДЕВИЧИЙ ГОЛОС (поет). Этих возвышенных чувств – Необъяснимо явленье. – Вот почему в отдаленье – Заговор зреет стоуст…

МИХАИЛ. О чем они, Маша?


Мария не слышит вопроса, она в плену песни.


МАРИЯ (поет). Как, говорят, он посмел – Нежных запястий коснуться, – Не испросив у настурций – Права на лучший удел… Ох, почему так не везет? Мне нужен славянин, с большой буквы, я бы ноги ему мыла, да-а, молилась на него. Старый кедр, я сама тебе поклонюсь, и преклонюсь, и пусть говорят что угодно…

ДЕВИЧИЙ ГОЛОС (поет за окном). Не поклонился сосне, – С ней он безумствовал ране…


Гитара ведет мелодию.


МАРИЯ (Михаилу). Ты спрашиваешь, о чем они. Они собираются по грибы. Появились грузди на дальних полянах, за Оёком.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза