Есенин: Обещая встречу впереди

Предполагать в холопах человеческое разумение бессмысленно; всё, что они могут, — подчиняться барину: не одному, так другому.

А потом ещё спрашивают: чего Есенин и его крестьянские сотоварищи по ремеслу так взбеленились?

После смерти Есенина Ходасевич напишет: «По-видимому, Есенин даже считал себя христианином. Самое для него ценное, вера в высшее назначение мужицкой Руси, и в самом деле могло ужиться не только с его полуязычеством, полухристианством, но и с христианством подлинным. Если и сознавал Есенин кое-какие свои расхождения — то только с христианством историческим».

Ходасевич не упоминает о старообрядчестве, но след берёт верный.

Завершает так: «Прекрасно и благородно в Есенине то, что он был бесконечно правдив в своём творчестве и пред своей совестью и во всём доходил до конца…»

По Ходасевичу, Есенин заблудился и пошёл не туда, потому что никакой Инонии нет.

А кто не заблудился? Сам Ходасевич? Бунин? И куда они пришли?

Где та сияющая поляна, на которой они остановились, косясь на заплутавшего на своём пути Есенина?

* * *

Накануне родов Райх уехала к родне в Орёл.

Жили они уже по инерции, в силу, с одной стороны, того, что она его любила, а с другой — того, что Есенин ещё не догадался, что разойтись для него станет обычным делом. Всё-таки крестьянская традиция давала о себе знать: в роду никто никогда не разводился. Тем более жена на сносях — надо жить.

Но жизнь, конечно, не в этом.

Чувствовать себя восьмикрылым пророком — вот жизнь. Проговорить о поэзии всю ночь, гуляя и к жене не торопясь, — жизнь. Придумать новую поэму, попросить Господа отелиться и счастливо захохотать от своей неуёмной фантазии — главное.

Городецкий по поводу отношений Есенина с женщинами заметит: «Этот сектор был у него из маловажных».

Женщина нужна разве что для вдохновения — но Райх не вдохновляла; зато скандалили всё чаще. Есенин потом будет жаловаться очередной подруге: «Зинаида очень ревновала меня. К каждому звонку телефона подбегала, хватала трубку, не давая мне говорить».

Уехала — и хорошо.

Неизвестно даже, написали ли они друг другу хоть по одному письму.

Зато в июне Есенин закончил начатую, похоже, ещё зимой новую «маленькую поэму» — «Сельский часослов».

Она целиком написана ритмичным белым стихом — и это единственный такой случай в его поэтическом наследии.

Пастухи пустыни —

Что мы знаем?..

Только ведь приходское училище

             Я кончил,

Только знаю Библию да сказки,

Только знаю, что поёт овёс при ветре…

             Да ещё

По праздникам

Играть в гармошку…

Настоянное на самоиронии понижение интонации, обычно для Есенина не характерное, вновь демонстрирует небывалые его возможности и умения: в этих нескольких строках легко угадывается постмодернистский устав на сотню лет вперёд — а Есенин сделал это походя, будто не задумываясь; и поэму эту впоследствии никогда не публиковал, хотя в революционном цикле она — одна из лучших, в том числе и в силу отсутствия слишком широких обобщений, явившихся в пророческом вдохновении.

Звучание «Сельского часослова» — на фоне всех предыдущих поэм — почти трагическое:

…Тяжко и горько мне…

Кровью поют уста…

Снеги, белые снеги —

Покров моей Родины —

       Рвут на части.

На кресте висит

       Её тело,

Голени дорог и холмов

       Перебиты…

Образ России распятой, впоследствии вошедший в заголовки книг, поэм, очерков и ставший трафаретным, придуман, чуть ли не впервые, Есениным.

Душевный его настрой к лету 1918-го имел самые объективные причины: большевистская республика вдруг столкнулась с реальной опасностью не извне, а внутри.

До весны 1918-го о полномасштабной Гражданской войне говорить не приходится. Да, жгли усадьбы; да, били офицеров; да, творились аресты и грабежи; но всё это началось сразу после Февральской революции и к фатальному исходу привести не могло. Страна приняла большевиков, по мнению одних — покорно, по мнению других — триумфально. В любом случае Советы с минимальным сопротивлением взяли власть повсюду.

Попытка антибольшевистского переворота Бориса Савинкова, заговор Пуришкевича и даже мятежи атаманов Дутова и Каледина прошли бы по разряду более или менее опасных эксцессов, с которыми советская власть справилась.

Захлебнулся поход Корнилова, покончившего с собой или убитого своими же.

Несмотря на прежнюю ленинскую установку о необходимости превращения «империалистической войны в гражданскую», к весне 1918 года большевикам никакая война была совсем не нужна: они начинали обучаться государственному строительству.

Радостный настрой всех предыдущих революционных поэм Есенина объясняется тем обстоятельством, что он не наблюдал противостояния в русском народе.

Не нравится революция Мережковскому и Гиппиус, западникам и буржуазии, бывшим жандармам и дворянству — ну так и хорошо. Они всё равно в меньшинстве.

Но в апреле началась история с чехословацким корпусом — в 40 тысяч штыков! — доставшимся в наследство от Первой мировой. Большевики не знали, как от него избавиться; после долгих переговоров корпус решено было переправить во Францию.

В мае судьбой корпуса почему-то озаботились представители Антанты.