Если бы

Несколько минут в комнате перестукивались вилки и ритмично двигались челюсти, изредка раздавались отрывистые просьбы: передать кетчуп или соль.

– Джули, я не отказываюсь! – наконец, произнесла Лина, как только сумела оторваться от индейки. – Конечно, я согласна! Не знаю, какому святому ты молилась, но моя святая это – ты, – вздохнула и нетерпеливо возвратилась к ужину. Мясо! Не просто праздничный ужин, а редкая роскошь натуральных белков, жиров и аминокислот. Можно позабыть о голоде на несколько дней.

– У меня тоже есть подарок, – Лина вынула из-под стола холст 20х30. – Правда нужен подрамник и масло ещё не высохло… – смутилась, критически оглядев городской пейзаж.

– Матерь Божья! Красотища! – Джулия бережно держала картину на вытянутых руках. – Манхэттен, чертяка! Ух, как горит, сволочь! Деточка, ну ты искусница, ей-богу! С такими умениями, и так прозябать, позорище какое… – фыркнула, покраснев.

– Я так рада, что тебе нравится, – Лина погладила полную ладонь. – Когда-нибудь, мы переедем туда. Будем смотреть из окна небоскрёба на парк, ходить по выставкам, и магазинам, и музеям, и… – она осеклась, резко отвернулась: – Где ты её повесишь?

– Так и будет, – Джулия утёрла фартуком глаза и обняла Лину, – так и будет деточка.

Отставив пустую тарелку, Джейсон вытер рот тыльной стороной ладони, кисло уставившись на обоих.

Воскресным днём, Джулия вдоволь наговорилась с протестантским пастором после службы и повела Лину в заведение Генри Коула, расположенное на Костер-стрит, неподалёку от бухты Баретто. Под линялой вывеской узкого как вагон здания грели двигатели облепленные грязью фургоны и тентованные фуры. В закусочной зависали дальнобойщики, рабочий люд с рынков, мастерских и оптовых баз.

– Иногда жрут пончики патрульные, – придерживая рукой потёртую голубую шляпку набекрень, кряхтела Джулия, тяжело поднимаясь по металлическим ступенькам.

После жёстких, пробирающих до костей порывов с Ист-Ривер, воздух в длинном зале с рядами столов вдоль закопчённых окон, казался удушливым и маслянистым. Держа за руку, словно Лина могла сбежать, Джулия подошла к сутулому мужчине с резким треугольным лицом удлинённым седой бородой.

– Хэнки, вот славная белая курочка, о которой я толковала. Смотри, старик, ответишь за неё своей козлиной бородой!

– Катись отседова, наседка, – Хэнк Коул дёрнул головой, стукнув ковбойской шляпой по резиновым сапогам. – Развела тут свои сериалы. А ты, девушка, – щёлки голубых глаз остановились на Лине, – отправляйся на кухню. Спросишь, какая надо помощь, и приступай. Бездельницы мне не по карману, уловила?

Джулия обняла Лину, перекрестила стол с объедками и батарею бутылок над барной стойкой с красными канистрами кетчупа. Коул поднялся, звонко хлопнув Лину по попе, ускорил точно в направлении двустворчатых дверей. Опасливо потянув хлипкие створки с забрызганными окошками, она оглохла.

– Твою мать, смотри куда прёшь!

Пятясь задом, мимо протиснулась рослая девица, держа стопку тарелок, доходивших ей до головы. От дверей раздался не менее яростный окрик:

– Попридержи язык, Молли! Новенькая на тебе. Что разобьёт или испортит, вычту из твоих чаевых, – пророкотал Коул над головами мужчин, монотонно работающих челюстью.

– Ага, как же, разбежалась! – Свалив тарелки на браную стойку, Молли собрала грязную посуду и снова протиснулась мимо, громыхнув на кухне так, словно опрокинула железные приборы на плитку.

– Ты взял ты и возись! А у меня работы по горло, чтобы в няньках ходить!

Махнув шляпой, Коул вышел на улицу. В открытую дверь, влетел порыв ветра. В руках посетителей зашелестели газеты, салфетки разлетелись по барной стойке. Снова проходя мимо, Молли рассвирепела, сунув под нос вонючую тряпку:

– Вот, иди, учись. Сегодня посуду драишь – ты! – Она ткнула коротким пальцем вглубь закопчённой кухни, где двойная мойка, забитая под потолок грязной посудой, издавала жуткий запах, перебивая дух пережаренного масла в чанах кипящей картошки.

Лина надела наушники, взяла перчатки и открыла воду, проваливаясь в бесконечный день посудомойки, уборщицы, девочки на побегушках и объекта раздражения Молли.

По дороге домой, она зашла в магазин, купив на первые чаевые любимые конфеты Джулии.

Каникулы закончились и занятия в «Пратте» вынудили перейти работать в вечернюю смену. Лина удивилась: насколько быстро освоилась у Коула. Спустя два дня справлялась с буйными посетителями; разливала кофе, держа шесть тарелок; за полчаса доводила посуду до блеска. Она приноровилась к взрывному темпераменту Хэнка, свирепости повара – португальца Жозе, придиркам его помощника пакистанца Али, и перестала замечать несносность Молли.