Казалось бы, Дуглас Шэдболт лучше всего подходил для научного руководителя дипломного проекта, поскольку он был преподавателем факультета. Однако я обратился к архитектору Сэнди ван Гинкелю, которого мне однажды посчастливилось услышать на лекции. Он был не преподавателем факультета, а только приглашенным лектором. Ван Гинкель работал с влиятельным датским архитектором Альдо ван Эйком и был участником группы, известной как «Команда 10», члены которой критиковали модернистов-догматиков, но не потому, что сами были противниками модернизма, а потому, что надеялись сделать шаг вперед в его развитии. В группу входили также Луис Кан, Джанкарло Де Карло и Джордж Кандилис, и вся ее деятельность была направлена на то, чтобы вернуть в современное движение эмоциональность местной архитектуры и традиционного урбанизма. Ван Эйка часто упоминают в связи с его поиском
Сэнди Ван Гинкель был личностью своеобразной – эксцентричный, мудрый, искушенный, имевший тесные связи с европейским архитектурным миром. Он был участником датского Сопротивления во время Второй мировой войны. Светлые волосы с коричневатым оттенком и усы смягчали резкие черты почти квадратной головы. Говорил он на безупречном английском с характерными для его родины приятными модуляциями. Он носил красивые шелковые галстуки, и я какое-то время в подражание ему тоже носил галстуки. Ван Гинкель любил музыку, особенно Баха, и в разговоре мог вдруг упомянуть структуру фуги в «Музыкальном приношении» Баха, связав ее с ритмическими структурами архитектуры. Мы говорили о живописи – в те времена я увлекся кубизмом и находил в его пространственных смыслах источник радости. Я обсуждал с Сэнди книги, которые читал. В то время я был увлечен книгой Бернарда Рудолфски «Архитектура без архитекторов» (Architecture without Architects), в которой исследовалась вернакулярная архитектура – та, что создается обычными людьми и встречается в итальянских горных городках и в центрах ближневосточных городов: мир базаров, внутренних двориков и соответствующих форме участка земли зданий с террасами. По мере чтения приходило осознание того, что городской пейзаж древних Афин не выглядел как коллекция Парфенонов в миниатюре. Он больше напоминал скопления домов, которые и в наши дни можно увидеть на Миконосе или Тире (Санторине).
Я приходил к ван Гинкелю домой каждую неделю и приносил с собой все, что сделал со дня нашей последней встречи: большие листы кальки с набросками и аккуратными заметками – дневник идей. Я по-прежнему работаю так же, используя альбомы для зарисовок в твердых обложках, но тогда мои альбомы были большими и громоздкими. Когда я выносил их на улицу, ветер заставлял их вздыматься, как паруса. Я также приносил модели к своей работе, тщательно выполненные из картона или деревянных брусков. Это было задолго до того, как благодаря 3D-печати создание моделей стало гораздо проще. Я должен был сам вырезать каждое крошечное окно макетным ножом, который иногда соскальзывал. На этих первых моделях остались полоски красного.
То, что я называл в своей дипломной работе «системой домов», на самом деле представляло собой три системы – вариации на тему, но с разными способами строительства и разной плотностью.
Первая система применялась по отношению к высоким конструкциям – зданиям высотой от 20 до 40 этажей. Она состояла из каркасной структуры, в которую были встроены «блоки», представляющие жилые модули. Каждый модуль опирался на тот, что находился ниже, формируя спиральную структуру, и таким образом крыша одного модуля могла поддерживать часть сада для модуля, находящегося прямо над ним. Вторая система была похожа на первую, но применялась не к таким высоким строениям. Блоки устанавливались один на другой похожим образом, что обеспечивало для каждого верхнего модуля сад на крыше нижнего, но при этом отсутствовал несущий нагрузку каркас – модули могли поддерживать друг друга. Третья система состояла из сборных стен, которые смещались под углом 90° от этажа к этажу, оставляя пространство для открытого сада у каждого модуля; сами модули немного напоминали таунхаусы.