Если бы стены могли говорить… Моя жизнь в архитектуре

На факультете были несколько озадачены тем, что я делаю, и моей «системой». Все остальные разрабатывали проекты музеев, оперных театров и библиотек для своих дипломных работ, и я, конечно, понимал их стремление. Я сам потратил месяцы на проекты кнессета. Мои однокурсники создавали проекты конкретных зданий для конкретных мест. Одной из тех, кого не смутила моя необычная мечта, была Джейн Дрю, выдающийся британский архитектор, которая вместе с Ле Корбюзье разработала генплан индийского города Чандигарх. Джейн Дрю посетила Университет Мак-Гилла, и ее привели в мастерскую, чтобы показать работы шестикурсников. Она зашла посмотреть на мои модели, и я изложил ей концепцию. Ей понравилось то, что она увидела и услышала. На факультете стали обращать на мою работу более пристальное внимание. Это стало поворотным моментом. Однако в среде профессионалов «система домов» по-прежнему воспринималась тяжело. В тот год Университет Мак-Гилла номинировал мой дипломный проект на специальный приз за лучшую учебную работу – каждая канадская школа могла выдвинуть одного кандидата, – и, вероятно, он прошел незамеченным. Приз в тот год получил проект оперного театра в Торонто. Сейчас я осознаю, насколько радикальной выглядела со стороны моя дипломная работа.

За работой над дипломным проектом в двух и трех измерениях. На заднем плане – профессор Стюарт Уилсон

* * *

Я окончил Университет Мак-Гилла в 1961 году. Годы моей учебы были успешными. И изматывающими. Архитектура требует тяжелого труда и больших затрат времени, и эта интенсивность начинается во время учебы. Студенты-архитекторы работают круглыми сутками, когда готовят презентацию проекта, которая называется по-английски charrette («последний рывок для завершения проекта перед сдачей»). Это слово происходит от французского charrette («карета») и относится к временам Школы изящных искусств, когда карета приезжала поздно вечером, чтобы доставить чертежи, которые собирались представить жюри. Моменту, когда чертежи прикреплены к стене, предшествует множество бессонных ночей и дней, насыщенных кофе.

Мне также нужно было уделять внимание семье. Мы с Ниной поженились в 1959 году, когда я учился на пятом курсе, и наша дочь Тааль родилась, когда я работал над дипломом. Я был молод и не испытал того, что называют нормальной холостяцкой жизнью, – мои отношения с Ниной были первыми в моей жизни. Мы сняли квартиру рядом с университетом, и Нина устроилась на работу секретарем в «Телефонную компанию Белла». Мне нравилось быть отцом. Несмотря на погружение в работу, я всегда старался выделить время, чтобы сходить с ребенком на детскую площадку или покататься на санках зимой (а зимы были длинными). Оглядываясь назад, я с изумлением думаю, что начал растить детей, когда мне было двадцать два – вполне типично для тех времен, – а мои дети обзавелись своими, когда им было уже за тридцать.

Мы жили скромно, иногда нам помогали мои родители. На том же факультете, где и я, учились девушки Бронфман – наследницы состояния, в которое входила компания Seagram, – и, помню, мой отец однажды заметил, пока мы ехали на машине, что можно просто влюбиться в богатую женщину. Это было еще до моей женитьбы. Я весело ответил, что сам он не поддался подобным чарам.

В чем я был уверен, когда окончил университет, так это в том, что смогу реализовать себя в профессии архитектора, и это уже происходило. Я даже начал получать признание. По окончании университета меня наградили золотой медалью и другими бонусами, наряду с финансированием зарубежной поездки. Мои родители гордились мной. Отец успокоился. При помощи ван Гинкеля мою дипломную работу опубликовали в серьезном датском архитектурном журнале Forum, редактором которого был Альдо ван Эйк.

Год я работал у Сэнди ван Гинкеля в его офисе в Уэстмаунте – маленькой студии на пять человек в подвале его городского особняка. Я стремился получить опыт в настоящем строительстве, но так случилось, что большую часть этого года я провел, разрабатывая план нового города Мидоувейл за пределами Торонто, а не отдельных зданий. Работа велась так же, как над дипломом: я делал наброски и модели, а потом мы их разбирали вместе с Сэнди. Критика и предложения Сэнди дали мне инструментарий градостроителя и заставили осознать, что архитектор не может проектировать здание в вакууме, в изоляции, а подобное естественное стремление свойственно архитекторам. С тех пор я всегда осознавал, что здание является частью целого – окружающего города, района, ландшафта. Целое так же важно, как проектируемое отдельное здание. Я не получил специального образования в области градостроительного проектирования, но всегда считал тот год работы у ван Гинкеля своей аспирантурой.