Если я забуду тебя. Ранние рассказы

– Ах, Тедди, какой же ты дурачок. Глупый мальчик… Впрочем, наверное, все мы через это проходим в твоем возрасте.

Ох уж эта мисс Джули с ее рассуждениями о возрастах.

– Ну, ты еще не догадался? Ладно, сама расскажу. Мистер О’Флаэрти попросил меня выйти за него замуж! – Ее лицо расплылось в улыбке.

– И вы согласились? – спросил мальчик.

Она протянула руку и продемонстрировала ему серебряное кольцо с аметистом – обручальное, как понял Тедди.

Потом она встала и заспешила в свою комнату. В тот вечер она не пришла ни уложить его в постель, ни открыть окно.

На следующий день он проснулся очень рано. Никто еще не вставал, даже мисс Джули, ни звука не доносилось ни из родительской спальни, ни из комнаты горничной. Он осторожно и тихо оделся, выскользнул из квартиры и прошел по длинному коридору к лестнице. Вызвать лифт он не решился.

В парке было холодно, красиво и безлюдно, если не считать мужчины, спавшего на скамейке. Он так скрючился и казался таким замерзшим, голодным и уродливым, что Тедди проскочил мимо, не решившись взглянуть на него еще раз.

Дойдя до бассейна, он сел на знакомую скамейку и решил сидеть там до тех пор, пока не придет мама Джейми с Фриски, даже если придется просидеть весь день.

Вода в бассейне была очень красивой. Он представил себе, что это великий океан и он отплывает на парусном судне, чтобы пересечь его, а где-то там, на берегу, прямо как в кино, играет оркестр.

Он сидел очень долго, прежде чем увидел первого наездника и понял, что уже довольно поздно, раз наездники выезжают на прогулку. После этого первого их количество стало быстро увеличиваться. Они проезжали мимо него, и он считал их. Наверняка среди них было много знаменитостей, но без мисс Джули он не мог их узнать и не отличал от обычных людей.

Следом начали появляться няни с колясками. Значит, было около десяти часов. Солнце уже светило в небе высоко и ярко. В его пригревающих лучах Тедди стало клонить ко сну.

Вдруг он услышал повизгивание и лай. Маленький жесткошерстный терьер запрыгнул на скамейку и уселся рядом.

– Фриски! Фриски! – закричал Тедди. – Это ты!

На другом конце поводка он увидел высокого худого мужчину и удивленно уставился на него.

– Как тебя зовут, сынок? – спросил незнакомец.

– Тедди, – ответил мальчик тоненьким испуганным голоском.

Мужчина протянул ему конверт.

– Тогда это тебе.

Тедди взволнованно разорвал конверт. Письмо было написано изящным почерком с продолговатыми буквами, он с трудом разбирал их.

Дорогой Тедди!

Фриски теперь твой. Джейми хотел бы, чтобы он жил у тебя.

Подписи не было. Тедди долго вглядывался в письмо, пока перестал вообще что-либо видеть. Он обнял собаку и прижал ее к себе крепко, как только мог. Маме и папе он уж как-нибудь все объяснит.

Потом он вспомнил о мужчине, поднял голову и осмотрелся, но мужчина уже ушел; единственное, что увидел мальчик, – это дорожка, деревья, трава и бассейн с мерцавшей под утренним солнцем водой.

Люси

Люси появилась у нас благодаря маминой любви к южной кухне. Я проводил летние каникулы на Юге, у своей тети, когда мама написала ей письмо с просьбой найти для нее цветную женщину, которая умела бы хорошо готовить и согласилась бы приехать в Нью-Йорк.

Обшарив всю округу, тетя остановила выбор на Люси. Ее кожа была темно-оливковой, а лицо более утонченным и светлым, чем у большинства негров. Она была высокой и в меру округлой. Люси преподавала в школе для цветных детей и обладала врожденным, а не почерпнутым из книг умом, она являла собой человека от земли с глубоким пониманием и сочувствием ко всему живому. Как большинство негров с Юга, она была очень религиозна, у меня и теперь перед глазами стоит картина: Люси сидит на кухне, читает Библию и заявляет мне со всей серьезностью, что она – «чадо Божие».

Итак, мы заполучили Люси, и в то сентябрьское утро, когда она вышла из поезда на Пенсильванском вокзале, в ее глазах светились гордость и триумф. Позже она призналась мне, что всю жизнь мечтала поехать на Север и, как она выразилась, «пожить по-человечески». Тем утром Люси верила, что больше никогда в жизни не захочет увидеть края Джима Кроу[3] с их фанатичной покорностью с одной и жестокостью с другой стороны.

В те времена мы жили в квартире на Риверсайд-драйв. Из наших передних окон открывался превосходный вид на реку Гудзон и парк «Палисады», который возвышался на фоне неба на противоположном берегу. По утрам отвесный частокол его обрыва напоминал строй герольдов, приветствующих зарю, а по вечерам, на закате, когда вода окрашивалась малиновыми тенями разных тонов, каменные столбы сияли волшебным светом, подобные стражам древнего мира.

Иногда на закате Люси садилась перед окнами и восторженно наблюдала спектакль угасания дня в величайшей из метрополий мира.

– Ох-ох! – восклицала она бывало. – Если бы только мама и Джордж могли это увидеть!