– Черт возьми, конечно, меня выберут! – перебил старик. – Я говорю не об этом. – Нетерпеливым жестом он показал, чтобы ему подложили под спину еще одну подушку. – Моя самая большая головная боль – вы двое. Ваш покойный отец хотел, чтобы я о вас позаботился. Но, Господи, что я могу сделать? Я сломал ногу, так уж случилось, вы знаете. И я призвал вас к себе для того, чтобы вы присмотрели за моей канцелярией, пока я не поправлюсь. Черт! Одно дело потерять ногу, но совсем другое – проиграть выборы из-за чьей-то глупости. И кстати, кто-то из вас трогал мой кроссворд на полу?
– Ну да, я трогал, надо же мне было немного развлечься.
– Дядя, у нас хорошая новость…
Но тот уже снова зарылся в одеяло. Гнев его затухал. Он заметил солнечный луч, игравший на спинке кровати.
– Сначала послушайте меня. – Голос его стал печален. – Я прожил хорошую жизнь. – Он повернулся к племянникам. – Но я никогда по-настоящему не развлекался. Ни капельки. Был слишком занят, чтобы веселиться. Я не интересовался женщинами. Не курил, не пил, не руг… Ладно, ругался, но это же не развлечение. И мне никогда не нравился гольф, я так и не смог пройти все лунки меньше чем за девяносто минут. Я никогда не любил ни музыку, ни поэзию, ни… – Он вспомнил о своем кроссворде и надолго замолчал. Его размышления приняли направление, какого не принимали никогда прежде.
Теперь солнце приветствовало его, заглядывая прямо в лицо.
– Господи, ребята! – воскликнул он наконец. – Я никогда не смотрел на это под таким углом! Государственное устройство – это один большой кроссворд! Восхитительно! И, – он резко сел в кровати, – жизнь – тоже! А-а-а-а-а-а! – Он никогда еще так не улыбался. – Прошлой ночью, Генри, я думал, что мог бы еще что-то сделать в жизни, только если бы у меня было две ноги. Но теперь – хромой или
Дрожащим пальцем он радостно указал на огненный шар.
– Вот это
– Твои ноги при тебе. Это и есть хорошая новость! Врач сказал, что ампутация не нужна. Очень скоро ты снова сможешь ходить. Завтра мы втроем поедем в город на автобусе!
На проигрывателе крутилась десятидюймовая пластинка. Из маленького динамика лилось красивое волнующее соло трубы. Девушка встала с табуретки, на которой сидела, дотянулась до переключателя, и высокий звук трубы захлебнулся в булькающем вздохе.
Музыка растревожила ее, она вспоминала детство. Возле кабинки для прослушивания, в обрамлении стеллажей с альбомами грампластинок, стояли двое мужчин. Один из них снял с полки бетховенский квартет и передал другому.
– Послушайте это, сэр, когда девушка освободит проигрыватель.
– Нет необходимости, – рассмеялся другой. – Я могу слышать Будапештский струнный квартет и без проигрывателя.
Девушка вышла из кабинки и положила на прилавок пятьдесят пять центов.
– Я беру это, – сказала она, указывая на пластинку, которую держала в руке.
Мужчина и девушка одновременно вышли из музыкального магазина с пластинками под мышкой.
– Сегодня теплый день, – заметила она.
– Ах, – ответил он, – день для меня больше ничего не значит. Как и ночь.
– У вас тоже такое чувство? – Она быстро повернулась к нему. – Вам тоже кажется, что вы – словно паровоз, катитесь по рельсам, сами не зная куда? – Она покраснела, в конце концов, этот мужчина был ей совершенно незнаком. – Нет, я серьезно. Вы видите какой-нибудь смысл в том, чтобы жить?
– Для меня нет ни ночи, ни дня, – искренне произнес он. – Для меня существует только одно. – Он продемонстрировал купленный альбом в протянутой руке. – Моя жизнь висит на музыке, как на волоске. – Он повернулся к девушке и увидел, что она миловидна, но было в ней что-то более обаятельное, чем лицо. Он дружески взял ее за руку. – Вам – через парк?
– Можно, – ответила она.
Они пошли рядом по дорожке и минуту спустя оказались возле деревянной скамейки между двумя деревьями.
– Я всегда останавливаюсь здесь немного посидеть, – сказал он, отпуская ее руку. – Может быть, мы с вами еще когда-нибудь встретимся.
Румянец стал заливать ее щеки. Она слегка дрожала и, прикоснувшись к его рукаву, прошептала:
– Вы не возражаете, если я посижу вместе с вами? О,
Он прикусил губу, осторожно взял ее пластинку, положил ее на скамейку вместе со своей, потянул девушку за руку и усадил рядом с собой. Спустя мгновение он привлек ее ближе, потом медленно обнял одной рукой.
– Я и надеяться боялся, – пробормотал он, – потому что с первой минуты, когда увидел вас, понял, почему музыка так много для меня значит. Она была чем-то вроде замены – великолепной замены – чего-то более прекрасного… чего-то… чего-то… – Он взглянул на нее. – Чего-то такого, как вы.
Они сидели, передавая друг другу особую вибрацию.
– Земля сейчас вращается вокруг нас, как пластинка на проигрывателе, – продолжал он. – И на этой пластинке… слышите? Прислушайтесь. Это же песнь жизни!