Если свекровь — ведьма

Инспектор кивнул. И я заметила, как он скомкал какую-то бумажку в ладони и сунул ее в карман плаща. Стюардесса ему свой телефон успела дать? Вот прохиндейка. Да и что она в нем нашла? Я украдкой взглянула на Бондина: длинный, худой как жердь, глаза дикие, волосы топорщатся. К тому же инспектор. И зануда.

Но, в общем-то, мне было не до рассматривания инспектора. Потому что и без него было вокруг много чего интересного. За летным полем, огороженным забором из сетки-рабицы, колыхали широкими листьями пальмы, столбами стояли зеленые кактусы и цвели мелкими желтыми цветами какие-то полусухие кусты. Вдалеке на пологом коричневом склоне виднелись белые домики. Все было таким чужим, будто я на Марс попала, а не была по-прежнему на планете Земля. Даже солнце здесь было другим: вместо застенчивой сентябрьской лампочки – яркий и самоуверенный летний софит.

Орхидея и Николай шли впереди и разговаривали без умолку. Николай нес под мышкой свою кожаную книжку, в другой руке у него был чемодан.

– Паром ровно в четыре? – спросила я шедшего рядом Бондина.

– Да.

– А сейчас… – я посмотрела в телефон, – уже без двадцати пяти! Мы не успеем!

– Успеем, – спокойно сказал инспектор. – Николай ведь сказал, что подвезет нас. Ему тоже на паром надо.

Все же нам повезло, что этот Николай приехал сюда в отпуск. Хотя отпускники обычно могут себе позволить не спешить и опаздывать на паромы сколько угодно.

Я поневоле ускорила шаг. Мелисса с Мишей должны были прилететь на Ла Гомера как раз к шести по Москве. Они могли взять да и пожениться сразу по прилету. Или вообще передумать насчет времени и пожениться в воздухе! Может, шаман летел с ними?

Но ведь Бондин напугал шаманов. Интересно, сколько часов у них уйдет на просмотр списков?.. Да ведь сейчас все хранят данные в компьютерах! У них на проверку уйдет минуты две! С другой стороны, разве шаманы будут пользоваться компьютерами? С их-то профессией! Это будет неуважением к бубнам, танцам у костра и… травкам-муравкам…

– А шаманы пользуются компьютерами?

– Обычно да! Не дикие же они. Ну не все дикие, по крайней мере.

Тогда мы, может, зря прилетели?

Но Бондин досказал:

– Только списки с именами они там не хранят.

– Точно?

– Угу. Иначе бы проверка их нисколько не задержала. Они у них по традиции в свитках.

Ха-ха. Сидят сейчас шаманы по всему миру, шуршат длиннющими свитками, выискивая имя Михаила Реймса. И все только потому, что Бондин им наврал. Наврал – из-за меня. Ему ведь по службе не обязательно было это делать. Даже, наверное, наоборот, это было очень неправильно с его стороны. Тогда зачем он? Так стало меня жалко? У меня, наверное, сегодня ужасно несчастный вид.

Было тепло, я сняла кофту. Инспектор снял плащ, перекинул его через руку.

Орхидея и Николай ворковали в нескольких шагах впереди.

– Знаешь, а мы с тобой и сами могли бы Мишу спасти, без Орхидеи, – сказала я. – Пусть она едет с этим Николаем.

– Ты забываешь, что Мелисса Весловская – ведьма, – сказал инспектор. – А ты совсем ничего не можешь.

Я повернула кольцо и пощелкала пальцами. Да, искра не объявилась.

– Ну ничего, – проговорила я себе под нос, – поцелую Мишу, и она вернется.

– Да, только это он должен тебя поцеловать, а не ты его, – сказал инспектор. – А пока что нам необходима поддержка Орхидеи.

– Ну ладно, если ты такой трусишка.

Он приостановился:

– Я ведь о тебе беспокоюсь. Чтобы ты смогла вернуть себе жениха!

– Или тебе двух подследственных, – сказала я.

– Верно, – хмуро сказал он. – Давненько я никого в Сибирь не отправлял. А тут сразу две кандидатуры.

– Миша не виноват, – сказала я. – Его околдовала эта Крыса!

– Это мы еще проверим, – сказал Бондин.

– Хочешь сказать, что он в нее сам… сам влюбился?! – Да я сейчас придушу этого рыжего негодяя! Вон какая у него шея костлявая, пожалуй, и одной рукой получится.

– Кто знает, – пожал он плечами. – По крайней мере, любовное зелье не действует так сильно на… – Он замолк и быстро зашагал вперед.

Я догнала его:

– На кого не действует сильно?

– Кто? – спросил он.

– Зелье! – рявкнула я. – Не притворяйся дурачком! Ты сейчас только сказал…

– Я ничего не говорил, – ответил он.

Вот и попробуй выбить из него признание. Такой и под пытками не заговорит. Осел. Упрямый осел и негодяй. Что он там хотел сказать? Что любовное зелье не действует на того, кто морально устойчив? А у самого-то оно как мозги вышибло утром?

– А сам-то ты с утра вообще вел себя с Орхидеей по-идиотски! – высказалась я.

– Ну и что, – сказал он. – Я не был тогда влюблен.

Он сказал это «тогда» с какой-то странной интонацией. Что значит – «тогда»? То есть после этого он что, влюбиться успел? В кого это, интересно?

Я покосилась на него. Идет себе, тащит саквояж и плащ и сосредоточенно смотрит куда-то вдаль.