Есть стыковка! История первого рукопожатия СССР и США в космосе

Комиссия Стаффорда – Уткина была вынуждена всерьез разбираться с продолжением полетов по программе «Мир – Шаттл» по следам февральского пожара, а также отказов системы управления, из-за которых «Мир» время от времени сваливался в режим свободного дрейфа, утечек токсичного теплоносителя этиленгликоля и самого неприятного – аварий генераторов кислорода «Электрон» на станции. К концу февраля и началу марта я и еще несколько членов моей комиссии начинали думать, что американское присутствие на «Мире», вероятно, подходит к концу.

Ко всему прочему, программа «Мир – Шаттл» попала под разбирательство в Конгрессе, которое становилось все более серьезным. Джеймс Сенсенбреннер, республиканец из Висконсина и председатель Комитета по науке в Палате представителей, даже предложил законопроект, в соответствии с которым Дэн Голдин должен был лично поручиться за безопасность американцев на «Мире», но он не вышел за пределы комитета. Конечно, Дэну Голдину не требовался отдельный закон, чтобы помнить о своих обязанностях, и никому из нас тоже.

К концу марта, однако, «Электрон» вновь работал, производя кислород в количестве, достаточном для 2.4 человека в сутки. Сжигание «шашек» перхлората позволяло свести баланс. На STS-84 запланировали доставку на «Мир» нового «Электрона».

Да, русские продолжали использовать шашки, хотя причину февральского пожара еще не удалось определить. Нашей комиссии представили данные, в которых утверждалось, что такие шашки использовались на пилотируемых аппаратах свыше 3500 раз, а на советских подводных лодках – более 10 000 раз без единого отказа. Однако сложившаяся ситуация меня по-прежнему беспокоила. NASA не согласилось бы эксплуатировать космическую станцию в таком состоянии. Мы бы настаивали, например, чтобы оба блока «Электрон» были работоспособны. Русские были готовы продолжать полет с одним «Электроном» при условии, что у них имеется ремонтный комплект и другие системы – шашки и баллоны с кислородом – в качестве резерва. Вот такой и была жизнь в космосе в действительности. Мы пошли на программу «Мир – Шаттл» вовсе не за такими проблемами, но теперь имели возможность разбираться с ними, и не просто как чрезмерно осторожные инженеры и менеджеры NASA, а как партнеры русских.

Далее возникал вопрос о Майке Фоуле, который должен был в мае сменить Линенджера на «Мире». Хочет ли он лететь? Да, он хотел. Поэтому 7 мая 1997 года я дал Дэну Голдину рекомендацию продолжать программу. STS-84 был запущен 18 мая с экипажем во главе с Чарлзом Прекуртом, чье задание заключалось не в том, чтобы просто выполнить полет, но хорошенько изучить условия на борту «Мира», прежде чем позволить Майку Фоулу там остаться. В экипаже также была русская космонавтка Елена Кондакова, ветеран одного из предыдущих полетов на «Мире». Кстати, она была еще и женой Валерия Рюмина.

Прекурт и его команда прибыли на «Мир» 20 мая, и хотя они заметили некоторую коррозию и другие признаки износта, но не нашли оснований прекратить замену американских астронавтов. Майк Фоул въехал в свой орбитальный дом, а Джерри Линенджер вернулся на Землю 24 мая 1997 года на STS-84, очень довольный тем, что покинул «Мир»[197].

24 июня 1997 года экипаж 23-й экспедиции в составе Циблиева, Лазуткина и Фоула наблюдал уход от станции грузового корабля «Прогресс М-34». Следующий «Прогресс М-35» должен был стартовать 27 июня и при нормальном развитии событий пристыковаться к «Миру» двумя днями позже. Пока же план состоял в том, чтобы M-34 по командам из ЦУПа вновь вышел на траекторию встречи с «Миром», после чего его можно было бы пристыковать вручную. Заключительным этапом причаливания с помощью системы телеоператорного управления ТОРУ должен был управлять Циблиев, используя ручку управления, похожую на компьютерный джойстик[198]. (Подобный эксперимент уже проводился в начале марта, но закончился неудачей.)

У Майка Фоула шла пятая неделя на «Мире», и ему жилось намного лучше, чем Джерри Линенджеру. Отчасти, вне всякого сомнения, благодаря разному характеру двух астронавтов: Джерри поразил русских своей излишней жесткостью, неспособностью чем-то поступиться, а после пожара как будто вообще перестал участвовать в общих делах. Конечно, он все время помнил, что его жена Катрин на Земле ждет второго ребенка. Фоул был намного более общительным и легким на подъем, он свободнее говорил по-русски и явно лучше уживался с Циблиевым и Лазуткиным. Кроме того, ему не пришлось пережить на борту кризис с пожаром и его последствиями. Неделю 13–20 июня 1997 года служба связей с общественностью NASA описывала как «самую спокойную» за долгое время.