За 11 лет своей истории «Мир» послужил домом для 34 русских (включая двух казахов с российским гражданством), 14 иностранных «гостей» и американца Норма Тагарда. Еще 27 астронавтов посетили его с приходящими шаттлами, а трое из них оставались на станции на длительное время. Один российский врач-космонавт, Валерий Поляков, записал на свой счет непрерывный 438-суточный полет на «Мире» с января 1994 по март 1995 года.
Движение на станции было весьма интенсивное. А учитывая, что первоначально ее рассчитывали использовать пять-шесть лет, она немало поизносилась и обветшала. За долгие годы на «Мир» доставили сотни килограммов научного и прочего оборудования, и лишь малую его часть вернули на Землю или выбросили за борт. Модули были завалены мусором, по ним тянулись кабели и воздуховоды. Многочисленными сетками к стенам крепилось все что угодно – от старой одежды до сложенной упаковки для еды. За прошедшие годы случались утечки различных жидкостей, не говоря уже о конденсате атмосферной влаги. Она формировала плавающие в объеме станции огромные капли воды, которые удавалась убрать только полотенцами. Члены экипажа рассказывали, что в некоторых уголках станции попахивает плесенью. Как минимум пару часов в день экипажам приходилось заниматься поддержанием порядка и ремонтом, залезая в те часы, что планировались для астрономии, производства материалов, медицинских исследований и научных экспериментов. Станция была крайне далека от идеального состояния, но все же очень надежна, и давала нам множество уроков на будущее.
В день годовщины на «Мире» работала 22-я экспедиция: командир Валерий Корзун и бортинженер Александр Калери. Вместе с ними был астронавт NASA Джерри Линенджер, 41-летний капитан 1-го ранга ВМС США, доктор медицины и летный врач. Он прилетел на «Мир» на STS-81 в середине января и заменил астронавта Джона Блаху. Линенджер должен был провести на «Мире» следующие четыре месяца.
10 февраля был запущен и 12 февраля прибыл на «Мир» «Союз ТМ-24» со следующим основным экипажем, в который входили Василий Циблиев и Александр Лазуткин, а также германский исследователь Райнхольд Эвальд. Оба российских экипажа занимались своими работами, Эвальд приступил к собственным экспериментам, а Линенджер с головой ушел в свою программу.
Вечером 23 февраля 1997 года, в День российской армии, пять из шести членов экипажа собрались примерно в 22:30 московского времени в Базовом блоке «Мира» выпить чаю, а Лазуткин запустил в соседнем «Кванте», всего в нескольких метрах, «шашку» – химический генератор кислорода. Штатная система жизнеобеспечения «Мира» могла нормально справляться в течение долгого времени лишь с экипажем из трех человек, а в тот период вообще работала только одна из двух установок «Электрон» для производства кислорода[188]
. Поскольку на борту находилось шесть человек, запас кислорода приходилось пополнять шашками с перхлоратом лития. Они представляли собой цилиндры, которые, будучи «подожжены», горели подобно свечам и выделяли кислород. Такие же шашки использовались в течение многих лет на советских подводных лодках, на космических станциях семейства «Салют» и собственно на «Мире». Экипажам 22-й и 23-й экспедиции нужно было сжигать по шесть шашек ежесуточно, то есть по одной на человека.Эта конкретная шашка, однако, оказалась дефектной. Вместо того, чтобы спокойно гореть, она взорвалась в своем патроне, подожгла соседний фильтр и начала разбрызгивать огонь и расплавленный металл на полтора метра вокруг. «Квант» быстро заполнился зеленым дымом.
Никому не нужен пожар любого рода на космическом корабле. Помимо прочих опасностей, огонь поедает кислород – единственный элемент, который необходим для выживания человека. Но сейчас пламя угрожало проплавить дырку в стене модуля «Квант», а это за считанные секунды привело бы к потере атмосферы станции и гибели экипажа. Питаясь перхлоратом в самой шашке и забирая кислород из атмосферы станции, пламя разгоралось, а экипаж, осознав невозможность погасить его без специального противопожарного оборудования, отступил, надел газовые маски и обсудил возможности спасения. К «Миру» оставались пристыкованными два «Союза» – достаточно для того, чтобы вернуть шесть человек на Землю. У обоих были открыты люки, оба можно было сразу запитать[189]
.Прежде чем случилось что-то более серьезное, пламя затихло само собой[190]
. Пожар продолжался, наверно, минуты три. Однако опасность пока не миновала. Огонь увеличил нагрузку на системы жизнеобеспечения «Мира» и аварийные системы до предела. И все это время космонавты были предоставлены сами себе: авария произошла в районе, который русские называли «зоной радиомолчания» – над Тихим океаном между Австралией и Соединенными Штатами, вне зон видимости наземных станций. У «Мира» не было связи с Центром управления полетом в Королёве[191] и до следующего сеанса оставался еще час.