Читаем Есть у Революции начало полностью

На это его замечание, одобрительным гулом отозвались ещё несколько столиков. Пьяница оказался неглупым человеком. Сообразив, что скандала может не получиться, подставной посетитель предложил господину с тонко чувствующей натурой, самому заказывать музыку.

— Уважаемый, так ты закажи парню того, чего душа просит, а мы поддержим, — оглянулся на братков, сидящих за столиком. Они громко, нарочито пьяными голосами, дружно закричали.

— Давай, дорогой, запроси такого, чтобы у мальца не было заготовлено.

— Он тут нам понты строит, что случайно скрипочкой играет, на руках гуляет, а сам, наверное, из цирка сбежал. Пусть что-нибудь споёт или сделает чего никто не могёт.


В мой памяти сразу всплыла сцена из фильма «Место встречи изменить нельзя».

— Сыграй мурку, — просили у Шарапова бандиты. Пожалуй и сейчас, чтобы пронять грубые, первобытные и примитивные нравы начала двадцатого века, необходима «Мурка», благо она уже звучит в народе. Немного переиначил текст, согласно текущей реальности. Не дожидаясь формулирования заказа, начал играть вступление на гитаре. На этот раз, не применял старый приём отделения сцены занавесом. Обыденно уселся на стул, предварительно накинув рубаху. Одно это изменение обычного начала выступления, вызвало закономерный интерес публики. Озорную, даже провокационно задиристую игру на гитаре, продолжил совершенно чужим голосом. Заметил, как многие слушатели удивлённо улыбнулись, заслышав низкий с хрипотцой голос. Мурка прошла на ура. Раскланявшись публике, предложил:

— Так как наше заведение всё же артистическое, хотел бы представить вашему вниманию хулиганские песни моего собственного сочинения, — хор одобрительных возгласов перекрыл голос полупьяного инициатора этой, незапланированной, части моего выступления.

— Давно бы так, а то гонишь на скрипке чужую классику…

Определённо, мужичок не так наивен, каким показался поначалу.


Опять пришлось заменять чужие, в этом времени, слова из песен Высоцкого, Розенбаума, Газманова и нескольких других неформалов нашего времени. Такого количества шлягеров будущего, здешнее общество ещё не знало. Даже в родном Кургане, где я начал карьеру попаданца — проходимца, подобной концентрации лучших песен своего времени, не выдавал слушателям. Естественно, что подавляющее количество публики буквально впало в восторг. Простенькие песни отлично воспринимались и здесь. Очень редкие господа сидели с озадаченными лицами. За столиками артистов, завсегдатаи удивлённо переговаривались, видимо выясняя мою историю появления здесь.

Около Глазунова, всё так же сидящего за роялем, стоял невысокий, франтовато одетый господин, оживлённо обменивающийся с музыкантом впечатлениями. Незамедлительно вклинился в мысли этой авторитетной компании. Оказывается, господин с бабочкой, праздновал день рождения. Компания, которая привезла его в ресторан, заранее сняла отдельный кабинет, а он подошёл, лично поздороваться с метром. Сегодня, Константи́н Дми́триевич Бальмо́нт, праздновал своё сорока девятилетие.

Оказывается, творческая публика обсуждала не только меня, но и появление известного поэта. Для начинающих стихоплётов, типа двадцати трёхлетнего Маяковского, встреча с таким матёрым авторитетом очень много значила. Кто-то вспомнил, причину парадного вида литератора. Бумагомараки более низкого уровня, торопливо соображали, каким образом можно быстро организовать подарок имениннику. Маяковский взялся зарифмовать набор поздравлений с сегодняшней датой, — шестнадцатого июня, шестнадцатого года, шестого месяца. Я чуть не рассмеялся, когда понял, что Володя, мысленно старается облагородить цифру шестьсот шестьдесят шесть.


Всю окружающую информацию отсканировал за несколько секунд. Около минуты анализировал её, пока ожидал окончания шквала аплодисментов. Пригасив рукой восторги публики, скромно предложил.

— Наверняка, у собравшихся в нашем уютном зале есть рядом те, кого хотелось бы отметить, поблагодарить, поздравить песней.

— Возможно, вам просто понравилась дама за соседним столиком, — прошелестел лёгкий смешок.

— Предлагаю написать мне записки, через официантов, о ваших пожеланиях, — указал на одного из них, как раз пробегающего рядом со сценой.

— Не могу обещать, что выполню все ваши заявки, но самые интересные и важные непременно исполню. Всё зависит от того, как вы преподнесёте, изложите, свои запросы.

В отличии от публики двадцать первого века, письменных принадлежностей не было ни у кого в зале ресторана. Метрдотель быстро распорядился принести все перья и чернильницы с гербовой бумагой ресторана. Минут на десять — пятнадцать пришлось сделать перерыв, которым ту же воспользовались официанты, для смены блюд и принятия новых заказов. На правах старших, ко мне подошли пятидесяти однолетний композитор Глазунов, и на два года младший, поэт Бальмонт.

— Дорогой юноша, — первым обратился ко мне директор консерватории.

— Ваши музыкальные способности вызывают искреннее восхищение, — неподражаемым жестом петербургского интеллигента, развёл руки.

Перейти на страницу:

Все книги серии Из игры в игру

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза