Есть у Революции начало

— Так ты не передал листовки!? — испуганно вскрикнул младший, недавно восторгавшийся мной, кузен.

— Батя расстроится, — упавшей интонацией, моментально севшего голоса, прокомментировал он нашу общую неудачу.

— Ты листовки, хоть не выкинул? — зло и энергично спросил он очень тихо.

Я показал пустые ладони, молчаливо улыбаясь.

Иван ещё больше разозлился от моей пантомимы, тогда как старший кузен начал понимать, что не всё так плохо, раз я вернулся и улыбаюсь.

В том, что меня нельзя считать дураком, Егор был уверен давно. Он сразу успокоился, поняв, что дело уладилось каким-то иным способом. Только успокоившись, наконец вспомнил, что я предлагал самостоятельно раздать листовки по вагонам, прямо в руки новобранцев.

— Всё таки раздал через окна столыпинских вагонов. — полуутвердительно спросил он меня слегка улыбаясь.

Всё так же молча, с улыбкой, приподнял плечи, чуть склонил голову.

— А как же иначе.

— Ежели я чего пообещаю, разобьюсь, но сделаю.

Шёпотом рассказал все подробности передачи листовок. Парней особенно насмешил мой разговор с солдатами всех вагонов в которые я забрасывал прокламации. Рассказал, как я просил назвать точное количество людей в вагоне, и отсчитав пять запасных, передавал им прямо в руки. Велел обязательно хранить листовки как можно дольше, и утром, дать прочитать написанное, тем, кто умеет. Когда в одном вагоне, шустрый малоросец посетовал на недостаток бумаги для самокруток, пришлось рационализировать моё дело. Сбегал на вокзал и скупил всё старые газеты у лотошников за полцены. После этого, во все вагоны, закинул бумаги для курева. Услышав все мои приключения, уже старший, крепко пожал мне руку.

— Спасибо браток. Чувствовал, что ты парень надёжный, но ты ещё и хитрый, а главное, в доску свой, — он многозначительно посмотрел на сродного брата.

— Обязательно его нужно познакомить с дядей Колей. Родной сын Фёдора Евгеньевича Собинова вздрогнул. Его новое имя им запрещено произносить при посторонних, потому он с непониманием посмотрел на Егора. Их отец и дядя скрывался на нелегальном положении под чужим паспортом.

Кстати, под своим псевдонимом, как Ленин и Сталин, он войдёт в истории СССР, возглавив Петроградское ГубЧК, а позднее наркомом РСФСР и членом Президиума ЦИК СССР. Именно с ним, решил меня познакомить его племянник, не дожидаясь обычной проверки.

— Ваньша, кончай гулять, пора домой, — наставительно сказал Егор.

— По дороге поговорим, как быстрее привлечь Василька к нашим делам.

Повернулся ко мне.

— Ты долго здесь собрался развлекаться, нам же ещё… — его прервали подошедшие к нашему столику, недавно выступавшие поэты.

Маяковский представил Северянина.

— Василь, — указал на своего коллегу, — Игорь не верит, что ты сам сочиняешь и поёшь чудесные песни.

— Спой ему что-нибудь из своего, — пьяно хлопнул в ладони.

— Кстати, познакомьтесь, — подождал, пока мы пожали друг другу руки.

— Ты, Василиск, пропустил чудесные, новые стихи Игорёши. Как истинный поэт и словоблудец, Володя коверкал моё имя, согласно своим ощущениям моей личности.

Не минуты не ломаясь, утвердительно кивнул друзьям — поэтам.

— Сейчас, повторю под гитару. Смотрю, что прежняя публика ушла, появились новые.

— Какую посоветуешь, Владимир? — спросил Маяковского.

— Ты же все слышал с самого начала.

Как и ожидал, ему запомнилась песня из кинофильма «Генералы песчаных карьеров».

Я начал жизнь в трущобах городских
И добрых слов я не слыхал.
Когда ласкали вы детей своих.
Я есть просил, я замерзал…

На этот раз, с изменением контингента слушателей, зал воспринял песню более эмоционально. Даже за столиком артистической богемы, поэты, привыкшие терзать чужие чувства, откровенно вытирали глаза. Вполне возможно сказался общий градус возлияний, явно поднявшийся после полуночи.

Прямо на сцену, забрались двое новеньких. Игорь Северянин представил своего хорошего знакомого, буквально сегодня прибывшего в Петроград. Борис Николаевич Бугаев был вызван из Швейцарии в Россию «для проверки своего отношения к воинской повинности» и кружным путём через Францию, Англию, Норвегию и Швецию прибыл в Россию. Жена, Анна Алексеевна Тургенева, за ним не последовала.

Все эти сведения, горделиво вывалил на меня новый знакомый.

Странный господин, знакомством с которым гордился Северянин, мне был совершенно не знаком. Быстро отправил запрос в базу интернет, благо теперь, вся информация из сети хранилась автономно, на моих собственных серверах. Ответ пришёл незамедлительно, — Андрей Белый, — один из ведущих деятелей русского символизма и модернизма в целом. Сейчас ему тридцать пять лет. Через восемнадцать лет скончается в Москве.

Очень жалко, что я не фанат поэзии серебряного века. Исключительно из уважения к его творчеству, пообещал спеть одну из моих, прозвучавших ранее, песен. Ребята, с которым пришёл, смотрели на меня уже нетерпеливо и осуждающе.

— Ещё пять минут, — просительно посмотрел на Егора.

— Я затребую самую быструю бричку у хозяина, вмиг домчит.