Есть!

Мухомор полетел в траву, а Мертвецов прошёл мимо, даже не заметив, что рядом с ним со зловещим грохотом обрушились надежды Аделаиды Бум… Честно говоря, он вообще не замечал в тот день ничего и никого, а думал: как удивительно, что природа все эти долгие годы была на месте: и лес, и грибы, и деревья, и эти кровинки костяники… Как будто не было ни учёбы, ни тренингов, ни бизнеса, поначалу буксующего на всех поворотах, – природе нет дела до того, чем занимается Денис Мертвецов и чего он чает. Природа просто была, и спасибо ей за это!

Аделаида Бум природу не любила – игры с мухоморами затевались исключительно для прекрасного Мертвецова, но пухлую юнгианку в очередной раз не оценили по достоинству, и потому в лагере недоброжелателей Дениса прибавилось ещё одной – весьма увесистой! – персоной. Денис не придал этому значения – по молодости он смотрел мимо людей, воспринимая их серым гудящим фоном: лишь у него в кабинете, на консультациях, человек отделялся от общей массы и начинал походить на самого себя.

Тем более не замечал Мертвецов таких недостроенных личностей, какими, с его точки зрения, были и Шуман, и Аделаида Бум, и прочие психодеятели с менее эффектными именами. Женщины Денису нравились совсем другого типа, чем те, что прорастали в психологической среде, а с мужчинами ему и вовсе было скучно.

Женщины Денису нравились разные, но всегда и только – молодые. Лучше бы девушки. Только-только оперившиеся – пери с блестящей кожей, нежными ручками и шелковистыми коленями. Такие юные девушки трогательно не ценят своей молодости и таскают у мамаш тяжёлые, как ненависть, французские духи… Мамаши сами были готовы, как и гражданка Бум, упасть к дорогим штиблетам доктора Мертвецова, но к женщинам, перешагнувшим за тридцать, Денис Сергеевич относился иначе. Они были уже не пери, но пери зрелыми, а это совсем другое слово. И другое отношение.

– Если вдруг возникает такая ситуация – а она возникает намного чаще, чем вы думаете, – откровенничал доктор Мертвецов со своей любимой пациенткой Геней Г.: – что даме нужно от доктора не только лечение… что ж, тогда нужно предоставить ей всё в ассортименте. Это пойдёт на пользу делу.

Геня Г. кривила губы вправо, потом влево. Ей никогда не пришло бы в голову соблазнять прекрасного психотерапевта – а вдруг он перестанет после этого быть прекрасным психотерапевтом? Кроме того, чтобы увлечь доктора на кожаную кушетку, надо было чувствовать себя уверенной в собственной привлекательности, а этим не могли похвастаться ни сама Геня Г., ни львиная доля дам, проникших на территорию Дениса Григорьевича. Секретарши доктора Мертвецова, которых он менял со скоростью белья, открывали двери пациенткам и озаряли приёмную сияющими лучами подлинной молодости. Эти девушки могли быть некрасивы, но они всегда были молоды – и зрелые дамы мгновенно вяли на этом фоне: плечи опускались под тяжестью дорогих манто, сумки стоимостью чуть менее приличного автомобиля тянули к земле ухоженные руки… Очередная секретарша, выставив молодую весёлую грудь, как великолепный щит, уже одним своим видом способный обратить противника в бегство, помогала стареющей богачке снять меха и вела ее в светлый кабинет Дениса Григорьевича, где он уже вставал из-за стола, тоже невозможно молодой и красивый.

Разумеется, коллеги Дениса Григорьевича, до которых регулярно доносились сплетни, были в курсе, какой круговорот женщин происходит в кабинете Мертвецова, и ненавидели его по этой причине ещё сильнее. Он ни секунды не сомневался в этой ненависти – и по утрам, разглядывая свежую птичью каку на ветровом стекле, всерьёз принимал её за пулевое отверстие… Зато пациентки и пациенты любили доктора Мертвецова с такой целенаправленной силой, что порой это мешало ему работать и оказывать этим же самым пациенткам и пациентам необходимую помощь.

Даже когда человек приходил к нему с жалобой на воспаление третьего глаза, Мертвецов обещал решить проблему – и единственным вопросом, который вставал между болезнью и выздоровлением, был вопрос времени.

Самому доктору больше всего нравилось бороться с разного рода зависимостями – сам не зависящий в этой жизни почти что ни от чего, Мертвецов бросал дурным привычкам решительный вызов, и редко какая привычка могла перед ним устоять. Потому и в приёмной у него всегда была труба нетолчёная: зависимые мрачно разглядывали друг друга, гадая, кто чем страдает.