Есть!

Кажется, она задавала такие глупые вопросы, каких он давно уже ни от кого не слышал. Кто-то громко хмыкнул у неё за спиной и объявил, что принёс пиво. Надо было прощаться – её явно выпроваживали, но она не хотела уходить. В воздухе зазвучал вдруг очнувшийся голос специй: Ира в ужасе принюхалась и поняла, что вся до последнего волоска пропахла пищей.

– Я тебя провожу, – Идол встал с места. Они спускались по лестнице, Ирина вцепилась в его тёплую, живую, абсолютно человеческую руку – с кожей, пальцами, ногтями. Идол дружески приобнял Иру – даже самая ревнивая жена не углядела бы в этом объятье ничего подозрительного. Дверь парадной раскрылась, словно старинная книга, – и под ноги БГ кинулась стая юниц и молодчиков. Автографы – им нужны были автографы… А у Ирины в сумочке лежала целая кассета, записанная с обеих сторон – монотонное, почти желудочное бурчание вопросов, красивые развернутые ответы.

– Как мне выйти отсюда? – спросила Ира на прощанье, и БГ ответил ей почти как сказочной Алисе:

– Это зависит от того, куда ты хочешь попасть.

Конечно же, она говорила не о дороге домой. И сюжет этот – при желании – мог, наверное, развернуться в другую сторону, но Ирине даже сегодняшнего события хватит с лихвой на всю жизнь. Она ни за что не стала бы делиться услышанным – их разговор станет её личной тайной.

В кухне, где пахло настоявшейся, теперь уже действительно вкусной едой, Ирина стёрла запись бесценного интервью – и крепко уснула, зная, что проснётся другим человеком, готовым и к тяжёлому разговору, и к новому будущему.

Сергей отпустил её легко. Сына она временно оставила с ним в Питере. Уехав сначала в Израиль, Ирина пробыла там ровно столько времени, чтобы понять, что эта страна и этот образ жизни ей никогда не подойдут – как не подходят одежда и мечта с чужого плеча. Вернувшись через год, Ирина забрала мальчика и пропала из жизни Сергея.

В своём новом мире, на канале «Есть!», Ирина заработала воинственное прозвище Ирак и очень быстро стала незаменимым для всей телекомпании человеком. Обзавелась глубокой морщиной на лбу и не менее глубоким убеждением в том, что воровство не приносит счастья даже самым везучим людям. Отныне Ирина не прощала этой привычки никому. Особенно – ближним своим.

Глава пятнадцатая,

посвящённая гипнозу, психоанализу и могущественному доктору с детским именем

Психотерапевт Денис Мертвецов ни секунды не сомневался в том, что его ненавидят коллеги. Показывали это лишь самые отчаянные, обиженные судьбой и пациентами – прочие сладко щерились, но сжимали в кармане камень. Побелевшие костяшки, зубовный хруст, бессонные ночи. Мертвецову досталось такое количество бесплатной антирекламы, о которой втайне грезит любая телезвезда – поначалу коллеги по психоанализу ненавидели Дениса Григорьевича так рьяно, что запугивали им своих пациентов, как бабайкой и террористом в одном лице. Клиенты реагировали предсказуемо, по-человечески – шли проверять информацию и, единожды попав на приём, становились верными поклонниками удивительного доктора.

И это при том, что Денис Григорьевич не был сторонником долговременных психотерапевтических отношений: ему неинтересно было доить одного и того же несчастного человека, ему было интересно – помочь. Решить проблему, которая согнула плечи пациента и отправила его за срочной помощью. И, разрешите похвастаться, не было ещё таких проблем, какие Денис Григорьевич не смог бы решить. Одни требовали больше времени, другие – меньше, но ни одна не ставила Мертвецова в тупик. Пока на горизонте не воссияла золотом волос пациентка Ека П., наш доктор не знал поражений.

Специалист по лечению зависимостей – такое скромное самоназвание было у доктора Мертвецова. Он с детства терпеть не мог три вещи: своё имя, рассказы Виктора Драгунского и зависимости, которыми обрастают люди.

Имя ему не нравилось решительно. Хоть мама и всплёскивала руками над портретом курносого гусара, «Денис», по мнению Мертвецова, – это как зелёные сопли пополам с манной кашей. То ли дело нормальные мужские имена – Сергей! Андрюха! Саня! А теперь скажите «Дени-и-и-ис» – и увидите мерзкую тонкую линию, выцарапанную на стекле гвоздём… Мертвецов рано выучился прикрываться при знакомстве своей одиозной фамилией, а имя он прятал, как шрам или срам. Если совсем уж не удавалось отмолчаться, ронял, как монету в траву, суровый первый слог. «Дэн» – ещё куда ни шло.

Книжка Драгунского попала в чёрный список Мертвецова из-за имени главного героя – благодаря этим рассказам кое-кто начинал звать будущего врача даже не Денисом, а Дениской! Мертвецов скрипел зубами не хуже своих нынешних коллег, но в отличие от них он прекрасно понимал даже в детские годы, что книжка Драгунского со временем выпадет из контекста вместе с плоскими пластмассовыми солдатиками и гонками на ржавых велосипедах.