Поэтому Эсташ сидел на берегу Тахо, наблюдал, как шлепают ковши огромного водяного колеса, и грустно размышлял о будущем, которое совсем недавно представлялось ему светлым и красочным. Но если их разлучат, то будущее может оказаться входом в преисподнюю, адские душевные муки, так как он уже не мыслил свою дальнейшую жизнь без Абаль…
Тихие шаги за спиной стали для него неожиданностью. Место, которое Эсташ выбрал для уединения, не считалось у жителей Толедо удобным для приятного времяпрепровождения наедине с природой. Сюда почти никто не заглядывал, потому что берег Тахо в этом месте был каменистым, голым и насквозь продувался всеми ветрами. Здесь даже трава не росла, лишь чахлые кустики.
Другое дело – сады на берегу реки. Очень плотная застройка Толедо не позволяла создавать большие сады внутри городских крепостных стен. Лишь великолепный дворец Исмаила ибн Ди л-Нун аль-Зафира из богатого берберского семейства Бану Ди л-Нунов, который он построил себе на севере города сто лет назад, взяв за модель дворец Медина аль-Захра в Кордове, имел большой благоухающий сад.
Конечно, жилища высокопоставленных мусульман города, окружавшие правительственный квартал, также имели сады. Но они были крохотными и их мало-помалу присоединили к территориям монастырей, основанным после прихода христиан; к тому же фруктовые деревья и цветники находились за высокими монастырскими стенами, куда обычный горожанин ходу не имел.
Тем не менее внутри жилых кварталов некоторые дома любителей живой природы все же имели корраль – крохотное незастроенное пространство, служившее огородом или фруктовым садом.
Недалеко от каменного моста, пересекавшего реку в направлении Кордовы, эмир аль-Мамун и прочие почетные граждане Толедо из числа мусульман имели свои места отдыха с маленькими дворцами, окруженными садами. После реконкисты часть дворцов была разрушена, а некоторые заняли представители новой власти.
Сад эмира аль-Мамуна был описан одним из путешественников как удивительно красивый и благородный, способный соперничать с Иракским Тигром – Эдемским садом[43]
, а его запах походил на аромат духов. Этот путешественник рассказывал, что этот запах полностью наполнял пространство, везде царили умиротворение и благодать, а на реке всегда – утром и вечером, кто-нибудь пил воду, и нория кряхтела, как верблюдица, спешащая за своими малышами.План садов на берегу Тахо, как поведал Эсташу все тот же балабол Маурисио, с прудом в центре и каналами, был плодом труда агронома Ибн Бассала и ботаника Ибн Валифа. Именно туда стремились горожане, чтобы полюбоваться восходами и закатами, живописными развалинами дворцов богатых мавров и насладиться умопомрачительными ароматами цветущих садов и многочисленных клумб.
Шаги приближались. У Эсташа был великолепный слух, и он сразу определил, что в его сторону идут три человека, и не просто идут, а подкрадываются – уж больно мягко и осторожно ступают. Подождав, пока неизвестные подойдут поближе, он вихрем взметнулся вверх с сидячего положения, при этом успев намотать свой плащ на левую руку, а в правой, будто по волшебству, оказалась великолепная удлиненная наваха толедской стали, которую он прикупил по совету Рамона.
– Вы свой ножик выбросьте, мой друг, – сказал махо, критически рассмотрев наваху Эсташа. – Говорите, прикупили его в Андалусии, так как вас убедили, что сталь клинка – настоящая «толедо»? Мягко говоря, вас провели, как младенца, – из-за вашей неопытности в таких вопросах. Эта наваха – просто красивая подделка; правда, неведомый кузнец все же постарался сделать все возможное, чтобы она не сломалась в первой же схватке.
С этими словами он достал из кошелька две веллоны-кальдериллы[44]
, положил их на стол стопкой и, стремительно взмахнув навахой, сильным и точным ударом пришпилил монеты к толстым доскам. Эсташ невольно ахнул – клинок Рамона даже не выщербился!Конечно, он знал, что искусства закалки стали, равного толедскому, трудно найти. Разве что сталь из Дамаска могла соперничать с «толедо». Считалось, что дамасские мечи с необычным рисунком на лезвиях обладают магическими свойствами. Но толедская сталь была не хуже, а в некоторых случаях и превосходила «дамаск».
Дамасская сталь имела серьезный недостаток – режущая кромка при попадании на нее частичек мягкого железа выкрашивалась в этом месте. Этот недостаток был не столь существенен для режущего и колющего оружия, но для рубящего являлся критичным. Толедские мастера избавились от этой проблемы. Заготовки для мечей делались из нескольких слоев, где центральная часть была мягкой и пластичной, что обеспечивало оружию нужную гибкость. Именно к этой части крепился эфес оружия, поэтому лезвие никогда не отламывалось.