Эсташ Черный Монах

– Потому что только мне известно, кто положил троих негодяев на берегу Тахо. Ваш «почерк» не спутаешь ни с чьим другим. Вы превосходный ученик, сеньор Эсташ. Мой ученик! Чем я и горжусь. Но главное в другом – вы уложили одного из лучших махо Толедо! А пожалуй, и всей Кастилии. Его звали Каро де ла Фуэнте. Когда я узнал об этом, у меня не возникло ни малейшего сомнения, чья наваха указала ему путь в преисподнюю. Но я не сомневался и в том, что победа далась вам, мой друг, очень нелегко. Но вас нигде не было, хотя я обшарил все злачные места Толедо, и мне подумалось, что ваша душа воспарила к небесам, а тело похоронила дочь менялы. Я попытался встретиться с ней, чтобы найти вашу могилу, но Абаль нигде не появлялась. Пришлось дать несколько монет служанке, которая покупает на рынке зелень для кухни Хайреддина. Вот она мне и сказала, что меняла увез дочь к родственникам. А вот куда, служанка не знает.

Информация Рамона была для Эсташа сродни удару по темечку обухом, которым глушат крупных животных на бойне перед тем, как прирезать. У него даже перед глазами потемнело, и он поторопился присесть рядом с Рамоном, потому что ноги начали подкашиваться.

Абаль увезли! Эсташ совершенно не сомневался в том, что из-за него. И, похоже, наемных убийц нанял меняла.

– Что с вами? Вам дурно? – всполошился махо.

– Нет-нет, все хорошо… – Эсташ тряхнул головой, прогоняя временное наваждение, а затем сказал: – Надо ее найти! Любой ценой!

– Мой друг, это не так просто. Хайреддин аль-Джибрин мог отправить девушку к своим единоверцам, – нет, я говорю не о кастильских морисках! – подальше от Толедо. А в поселения мавров без отряда кабальерос не сунешься. Это если мы узнаем, где точно она находится. Что не факт…

С этого времени в юношу словно вселился какой-то бес. Эсташ забросил школьные занятия, решив, что с него достаточно тех знаний, которые он уже получил. Днем Эсташ постигал колдовские премудрости под руководством Абд Ар-Рахмана, а вечерами шлялся по сомнительным злачным местам – или сам, или в сопровождении Рамона. И почти каждый «выход в свет» заканчивался дракой на ножах.

Рамон, и сам знатный возмутитель спокойствия, хватался за голову, когда Эсташ заводил ссору, что называется, на ровном месте. Иногда и ему приходилось ввязываться в потасовку, потому как у противника юноши находились друзья, которые жаждали проверить остроту своей навахи на шкуре франка-задиры.

Конечно, те, кому уже доводилось встречаться с Эсташем, предпочитали потихоньку ретироваться, – его уже причислили к самым искусным мачо – однако таверны посещали не только горожане, но и провинциалы, которые были заносчивы и драчливы, как галльские петухи. Хватало одного неосторожного слова, как сразу же сверкала сталь, и начиналось представление.

А по-иному и не назовешь кастильскую «дестрезу», которую с удовольствием наблюдали посетители таверны. Противники старались показать все, на что они способны, притом весьма артистично.

Вскоре Эсташа начали бояться. Он всегда побеждал в схватках на ножах. Да и на мечах тоже. Он стал молчаливым, угрюмым и невозмутимым. Его юношеская живость уступила место мрачной меланхолии, которую нельзя было залить никаким количеством вина. И с каждым днем такое состояние Эсташа усугублялось еще и потому, что все усилия нанятых им с помощью Рамона гонцов оказались напрасны. Абаль искали по всей Испании. Но меняла и его дочь словно в воду канули.

Возможно, Хайреддин бин Абдуррахман аль-Джибрин испугался мести со стороны Эсташа, узнав, как тот поступил с тремя бандитами. Человек, способный запросто уложить троих противников, из которых один непобедимый мачо, как гласила молва, не просто опасен, а втройне опасен. И, конечно же, ему несложно догадаться, кто задумал неожиданное нападение, притом совершенно без повода.

«Где, где ты, Абаль?!» – в ярости рычал Эсташ, как затравленный зверь, вцепившись зубами в одеяло. Спал он урывками; ему снились кошмарные сны, он кричал, пытаясь вырваться из объятий мохнатого чудовища, рвал голыми руками оскаленную пасть зверя, даже чуял его зловонное дыхание.

Усилие, благодаря которому он вытаскивал себя в реальный мир, было таким могучим, что казалось, еще немного, и порвутся напряженные до предела мышцы. Из-за этих кошмаров он спал при зажженном светильнике.

Нередко его пробуждение было похожим на воскрешение из мертвых. Какое-то время Эсташ чувствовал себя беспомощным ребенком. Он бестолково размахивал руками, все еще отгоняя злобное страшилище, которое постепенно таяло, становилось бесформенным и кусками расползалось по темным углам; не узнавал ни свою комнату, ни слуг, которые прибегали на крик. Юноша даже не мог вспомнить, где находится.

И только когда приходил сеньор Маурисио, приносил кубок охлажденного вина и едва не насильно заставлял Эсташа выпить, сознание юноши прояснялось, и он с облегчением откидывался на подушки.

Хозяин дома был обеспокоен. Он не мог понять, что творится с его постояльцем. Он даже намеревался вызвать знакомого лекаря, но засомневался, хватит ли денег у школяра, чтобы оплатить этот визит.