Эсташ Черный Монах

Несмотря на свой непрезентабельный вид, виллан при ближайшем рассмотрении оказался неплохо вооруженным. За плечами у него покоился тугой тисовый лук, слева находился колчан со стрелами (похоже, виллан был левша), в руках он держал длинную увесистую дубину, окованную металлическими шипами, с помощью которой пешие воины валили с коней даже рыцарей, а к некоему подобию седла был привязан топор. К этому набору оружия можно было присовокупить и большой нож в кожаных ножнах, привязанных шнурками к левому бедру.

Судя по этой, незначительной с первого взгляда, детали виллан имел понятие, что такое сражение. Без ножа не обходилась ни одна трапеза, но обычно его носили у пояса. А вот в бою нож всегда должен быть под рукой – чтобы выхватить его одним движением.

Несмотря на то, что тело виллана сотрясала нервная дрожь от испуга и слишком большого напряжения, он по-прежнему ехал по едва приметной звериной тропе, которая вела в совершенно дикие дебри. Как раз здесь луна стала его незаменимой помощницей; она высветила тропу, и крестьянин старался не потерять ее, хотя серебристо-серая нить лесной стежки то и дело терялась в высокой траве, особенно на лужайках.

Неожиданно впереди мелькнул огонек. Виллан стегнул лошадку прутом, и она прибавила ходу. Чем ближе продвигался он к источнику свечения, тем спокойнее становился. Наконец стало понятно, что это светится оконце хижины, которая напоминала большой старый гриб, изъеденный червями.

Приземистое строение явно было слеплено на скорую руку из подручных материалов. Над входом был прибит большой крест из двух окоренных чурбаков, что могло значить только одно – в хижине обитает отшельник.

Виллан спешился и робко постучал в дверь, которая на поверку оказалась на удивление прочной. Но на стук никто не откликнулся. Тогда крестьянин, рассердившись, пнул дверь несколько раз ногой.

На этот раз сработало, но не так, как виллан ожидал. Дверь отворилась, но вместо худосочной фигуры лесного анахорета, на пороге встал дюжий молодец, в руках которого находился лук. И стрела была направлена прямо в грудь виллана.

– Что ты здесь забыл? – спросил хозяин хижины недобрым голосом.

– Мне бы переночевать… – робко ответил виллан.

– У меня тут не гостеприимный дом. Иди дальше с Богом, добрый человек.

Все-таки хозяин хижины был отшельником и даже носил монашеское одеяние. Это открытие воодушевило виллана, и он снова начал проситься:

– Куда же я пойду? Темно, в лесу полно хищных зверей… Всего одна ночь! Явите мне милость, святой отец.

– Кгм… – Похоже, отшельник смутился. – И какой нечистый потащил тебя ночью в эти дебри?!

– Надо потому что… Так вышло. А вы, святой отец, случаем, не Черный Монах? – отважился спросить виллан.

Отшельник насторожился, но совладал с собой и ответил:

– Я всего лишь отшельник, добрый человек. Но кто такой этот монах и зачем он тебе нужен?

– Может, я все-таки войду…

Настойчивость виллана происходила от отчаяния. Из хижины пахнуло духом свежеиспеченного хлеба, этот запах напомнил ему о родном доме, и он готов был на коленях просить отшельника дать ему место у своего очага. Всего на одну ночь!

– Тогда и поговорим, – с надеждой продолжал крестьянин, умильно заглядывая в глаза отшельнику. – Да вы не волнуйтесь, святой отец! Я не буду вам в тягость. И потом, у меня в сумке полно харчей и два кувшина доброго вина…

– Два кувшина, говоришь? М-да… Ладно, заходи. Господь наш велел привечать странников. Но не все они приходят с добром… – Он посмотрел на виллана недоверчивым взглядом.

Тот в ответ лишь сумрачно кивнул…

Ближе к полуночи в хижине отшельника воцарилось веселье. Вино было превосходным, и ужин получился не хуже, чем у какого-нибудь сеньора. Виллан достал из своей сумки несколько жареных рыбин, завернутых в капустные листья, вареного каплуна и несколько яблок. Отшельник в свою очередь положил на хлипкий столик ковригу свежеиспеченного хлеба и после недолгих колебаний заднюю оленью ногу, испеченную на вертеле совсем недавно.

– Однако… – У виллана глаза полезли на лоб, когда он увидел оленину. – За убийство оленя граф грозит казнью…

– А кто сказал, что сие благородное животное умерло от моей руки? Может, этот кусок жаркого послал мне Господь, откликнувшись на мои молитвы. Но если считаешь, что оленина может плохо сказаться на твоем пищеварении, – ведь ты все время будешь думать о том, как накажет тебя граф, – то ешь свою рыбу.

– Нет, нет, я с вами согласен, святой отец! Доверимся Господу, который не забывает нас в своих щедротах и который спасет нас от карающей длани милорда…

И виллан, сноровисто отрезав себе приличный кусок оленины, с такой скоростью заработал челюстями, что отшельник поспешил последовать его примеру.

Виллана звали Мартин Сизый Нос. Прозвище свое он получил не зря. Вскоре оба кувшина показали дно, и виллан, за которым отшельник едва успевал, с печальным вздохом поставил свою чашу вверх дном.